Нелл сдержанно смеется.
– Ладно, не застенчивость, – признаю я.
– Возможно, – повторяет она.
Что она пытается мне сказать?
– Похоже, он никогда не смешивал разные сферы своей жизни, – замечаю я, внимательно глядя на нее. – Работа, Корнуолл, детство, остров Уайт…
– Остров Уайт? – Она убирает руку, подпиравшую подбородок, и заправляет за ухо выбившуюся прядку волос.
– Он там вырос, – поясняю я.
– Я думала, что в Уэльсе.
– Нет, на острове Уайт. – Она что, специально меня путает? – Разве он тебе не рассказывал?
– Нет. – Нелл качает головой.
Насколько близко она его знала? Вспоминаю, как он клал голову мне на колени, и я перебирала его волосы. У невыносимого поведения Зака была ужасная подоплека: отец придирался к матери по любому поводу, будь то ее внешний вид или готовка, всячески измывался над ней. А Зак, бедняга Зак, единственный ребенок в семье, отчаянно нуждался в похвале отца и поэтому просто наблюдал, не в силах вмешаться. Он пронес эти моменты через всю жизнь, они мучили его, и он изо всех сил пытался забыть. Разве я могла винить его за то, как он порой со мной обращался?
– Детство у него было то еще, – замечаю я.
– Да что ты? Насколько я знаю, его родители давно умерли. Они ведь были весьма состоятельными людьми?
– Большой дом – особняк Марчингтон. Гувернантки, престижная школа, яхт-клуб. И все это не стоит ничего, если за закрытыми дверями отец-алкоголик избивает мать, а она безропотно терпит.
– Не знала. – Нелл опирается коленями о край стола. – Наверное, он очень любил тебя, Лиззи, если смог тебе открыться. Мне так жаль, – неловко добавляет она, – ну, ты понимаешь. Для тебя это ужасная утрата!
– Спасибо за сочувствие.
Я вздыхаю, провожу пальцами по лицу. Она в замешательстве, поэтому ведет себя так странно. Я и забыла, какую неловкость испытывают некоторые при виде чужой утраты.
Снова вздыхаю. Внутри такая пустота, что хочется плакать.
– Вы с Питом тоже были ему дороги, – с трудом говорю я.
– Неужели? – Она замечает выпавший из букета розовый тюльпан, вынимает его, склоняет голову набок и раздумывает, куда бы его воткнуть.
– Кроме вас он не общался ни с кем из эдинбургских друзей. Я-то в университете не училась, просто окончила курсы библиотекарей. Я понимаю, насколько важны университетские друзья и…
– Вообще-то мы познакомились не в университете, – говорит Нелл, ставя розовый тюльпан рядом с оранжевым.
– Вот как? – Я подаюсь вперед. – Разве вы не изучали вместе изобразительное искусство? Я думала, что Зак с Питом были единственными взрослыми студентами на курсе.
– Пит – да. Мы с ним действительно учились вместе. Но не с Заком.
– Что же изучал Зак? – Кровь приливает к щекам. – Разве не изобразительное искусство? Какая у него была специальность?
Нелл смеется:
– Никакая! Он не учился ни в художественном колледже, ни в университете. Он вообще нигде не учился! – Она снова смеется, на этот раз презрительно.
Я отпиваю кофе.
– Ничего не понимаю! Он сказал, что вы познакомились в Эдинбурге.
– Да, в Эдинбурге, но не в Эдинбургском университете. Чувствуешь разницу? Зак был продавцом в магазинчике для художников на Принсес-стрит. Назывался «У да Винчи». Перед выпускными экзаменами мы постоянно туда заглядывали, покупали угольные карандаши, бумагу, потом зависали в пабе. Словом, отвлекались от учебы как могли.