На дороге валялись опавшие кленовые листья – оранжевые, красные, бордовые, желтые. И настроение у меня было немного печальным, но в то же время прекрасным.

Олег мне понравился сразу, это был мой тип мужчины – среднего роста, плотного телосложения, широкоплечий, с крупными, красивыми руками. Лицо? Обычное лицо, не особенно приметное, рядовое. Но, как говорится, хорошее, доброе. Одет он был скромно, но чисто. Даже странно – одинокий мужчина в начищенных ботинках и отглаженной рубашке.

Мы сели на лавочку, и разговор потек сам по себе. Странно, но в первый же день мы рассказали друг другу свою прошлую жизнь. Мне, собственно, скрывать было нечего – муж не уходил к другой, меня никто не предавал и никто не бросал.

Олегу было сложнее. Впрочем, о своей жене он не сказал ни одного скверного слова. Коротко бросил:

– Все бывает, человек может разлюбить и уйти.

А вот про дочку говорил, сведя брови. Даже голос стал глуше. Но тоже скупо, без особых подробностей. Однако я поняла – жена влюбилась в военного и укатила с ним на Дальний Восток. Пару раз он туда летал, но встретиться с дочкой не удалось – жена.

«Какая стерва! – думала я. – Человек летел за столько верст, родной, между прочим, отец! И не дать увидеться с дочкой?» Я утешала его как могла:

– Наладится, вот увидите.

Олег обреченно возразил:

– Только не в этом случае.

Я поняла: он хорошо знает свою жену. О себе рассказал, что остался не у дел, как и многие, почти все, работал на стройке, водил грузовик. В общем, ему тоже досталось, как и мне, и всем остальным.

Потом мы долго молчали.

Вечерело, и стало прохладно. Я волновалась о Катьке, но и расставаться мне с ним не хотелось. Пешком мы дошли до метро «Университет» и зашли в какую-то забегаловку, стоячку, чтобы согреться. Кофе там был отвратным, столовским, полная бурда. Бутерброды подсохшими, пирожки с капустой черствоватыми.

Но мы согрелись, и нам было вкусно.

И знаешь, что меня удивило? Нет, даже не так – потрясло! Потрясло до самой глубины души, пробило до дрожи, до слез: он купил пирожки Катьке! Да, да, совсем незнакомой девочке. И попросил буфетчицу выбрать помягче и посвежее!

Он протянул мне пакет, и я не могла выдавить ни слова. До дома он меня не провожал, глянул на часы и извинился:

– Тороплюсь, работа.

А я и не обиделась, так меня потрясли эти самые пирожки, которые, кстати, Катька очень любила.

Я, мать, не сообразила. А чужой, малознакомый мужик догадался. «Наверное, думал о своей дочке», – решила я.

Домой я ехала в грустной задумчивости – позвонит или нет? Приглянулась ли я ему? Никакого разговора про будущее у нас не было, дальнейшие планы мы не обсуждали. Выходит, мимо?

Пирожкам Катька страшно обрадовалась:

– Молодец, мам! Спасибо!

Я усмехнулась: «Ага, как же – «мам»! Не «мам», а чужой дядя».

Ночью мне представлялась моя новая жизнь. Ну если она переменится. Мы будем ходить гулять, в кино, может, в театры. Мы будем сидеть в кафе и пить кофе – сейчас появились вполне приличные кафе, не чета стоячке на «Университете». Будем ездить на электричке в зимний лес, а летом купаться на речку.