Я не хочу тебя разжалобить, такой цели у меня точно нет.

Я просто хочу тебе объяснить. Как теперь говорят – донести.

Итак, мы поженились. Я уговаривала его не торопиться в загс, пожить гражданским браком, привыкнуть друг к другу, обжиться, в конце концов, проверить себя.

Но он настаивал на официальном браке. Говорил, что женщина в браке чувствует себя увереннее. Глупости, конечно! Мы давно не дети, прошли, как говорится, и Крым, и Рым. И только после загса он, смешной человек, переехал к нам.

Что тебе сказать? Я сразу почувствовала, что в доме появился мужчина. Всякие проблемы, отнимающие время и силы, твой отец решал легко и незаметно – например, подтекающий кран или пропускающий воду шланг от душа, незакрывающееся окно, из которого страшно дуло. Шатающаяся ножка на Катькиной тахте. Мне больше не надо было думать, где найти слесаря или столяра, где купить шланг.

Да, и еще! Оказывается, твой отец был человеком хозяйственным – он обожал делать закупки. А я ненавидела продуктовые магазины – видимо, настоялась в очередях на всю жизнь.

В субботу пораньше он брал сумки и ехал в магазин. Привозил картошку, капусту, лук, мясо – а он умел выбирать мясо, небывалый случай для мужика: с косточкой на первое, мякоть на второе. Притаранив неподъемные баулы и аккуратно разложив их содержимое в холодильнике, он надевал фартук и вставал к плите. А я валялась в кровати и только тянула носом, чувствуя запахи бульона или тушеного мяса.

Кстати, завтраки «выходного дня», как мы их называли, тоже были на нем. Отварная картошка с селедкой – вот что мы себе позволяли. Это была неспешная трапеза, за разговорами и семейными планами.

В хорошую погоду мы куда-нибудь уезжали – за город, объездили все подмосковные монастыри и старинные усадьбы. Брали с собой корзинку с провизией – овощи, колбасу, хлеб – и после прогулки устраивали пикник. Выбирали солнечную полянку и расстилали на земле старенькую клеенку.

Какие это были счастливые дни!

Знаешь, я не задумывалась, люблю я его или нет. Он мне очень нравился, был мне приятен, я была окутана его заботой и, самое главное, у меня появилось плечо, я была не одна.

Нет, ты не думай, что все у нас было так пасторально. Мы были взрослыми людьми, со своими привычками и «тараканами». Иногда раздражались, иногда ссорились. Сложно было принять правила жизни другого.

Да и Катька. Вот с ней были проблемы. И здесь есть вина Олега, не спорю. Он слишком поспешно вступил в права отца, слишком быстро вжился в роль. А Катька – строптивица, ты знаешь. К тому же вредная и несдержанная. Такой была и такой осталась, увы.

Ничего такого он от нее не требовал. Но после нашей с ней демократии и либерализма ей стало казаться, что она попала в концлагерь.

Мне было жаль ее, но я понимала, что Олег прав – девица наша была разболтанной и до крайности ленивой.

Да, он был прав. Но начал он рьяно, слишком рьяно. И в чем-то Катька была права. Орала она ему совсем непотребное:

– Ты мне никто, чужой дядя!

В общем, обычная история. Ничего нового, но это влияло и на наши отношения. Но при этом он Катьке ни в чем не отказывал – ни в тряпках, ни в развлечениях, ни в летних отпусках на морях.