Откинувшись назад, Маевский, оскалившись в горячке боя не хуже кентавра, вырвал обойму из скорострела, швырнул ее на пол, выхватил из сумки новую.
Мимоходом рявкнул:
— Что стоим болваном, поручик?
Спохватившись, поручик по примеру Маевского повернул никелированные ручки, и стекло ушло вниз, в лицо ударил тугой поток воздуха. Выхватил револьвер, старательно выцелил уносившегося галопом кентавра, нажал на спусковой крючок — и, конечно же, промахнулся по недостатку опыта стрельбы из такой именно позиции.
— Плохие лошадки, — сказал штабс-капитан кривясь. — Неправильные.
Лязгнув затвором, он высунулся в окно, и скорострел снова загрохотал. Поручик ожесточенно палил в мелькавшие внизу нелепые фигуры, прекрасно понимал, что промахивается раз за разом, и оттого все быстрее, все злее давил на спуск.
Внезапно все кончилось. Лодка остановилась на небольшой высоте. Поручик еще раз в азарте нажал на спусковой крючок, но боек лишь сухо стукнул по пробитому капсюлю уже выстреленного патрона.
Он присмотрелся. Поголовное уничтожение противника произвести не удалось — на горизонте мелькнула пара-тройка уносившихся галопом кентавров, — но в целом поле боя несомненно осталось за ними, на равнине были видны лишь мертвые и бившиеся в судорогах создания. Лодка опустилась совсем низко, встала над самой землей. Полковник хладнокровно распорядился:
— Подберите кто-нибудь оружие. Вон валяется…
Стремясь искупить свою полную бесполезность в скоротечном бою, поручик распахнул дверь и спрыгнул наземь с полуаршинной высоты. Нагнулся, подхватил стреляющую молниями палку, — как теперь можно рассмотреть, и в самом деле представлявшую собой нечто вроде бугристой металлической трубки с крупным белесым кристаллом на одном конце и решетчатым шаром на другом. Весила она изрядно, самую малость поменьше, чем винтовка Бердана.
— Осторожнее с этой штукой, — деловито распорядился полковник. — Смотрите, как бы не нажать там что-нибудь. Должен же быть спуск…
Поручик перехватил палку так, чтобы не коснуться нескольких крайне подозрительных с этой точки зрения штучек, каждая из которых могла исполнять роль спускового крючка.
— Прихватите еще одну, — велел полковник. — Одну покажем нашим гостеприимным хозяевам, одну прибережем для себя…
Поручик повиновался. Только теперь, вспомнив о мамонте, он оглянулся. Гигант стоял на прежнем месте, совсем близко, бока тяжко вздымались, доносилось хриплое дыхание, от шкуры местами все еще поднимался тающий дымок — но мохнатый зверь что-то не походил на умирающего, уже не шатался. Кажется, они вмешались вовремя…
— Ну, а сейчас что-нибудь чувствуете? — прищурился полковник, когда Савельев влез в лодку и осторожно положил непонятное оружие кентавров на ближайшее кресло.
Поручик добросовестно прислушался к своим ощущениям. Уже не было прежнего напора, когда его сознание оказалось прямо-таки захлестнутым чужими чувствами. Однако некие инородные ощущения все же присутствовали в мозгу…
— Трудно сказать… — произнес он, вслушиваясь. — Ко мне все еще что-то прикасается, только гораздо слабее… По-моему, покой… смутное чувство благодарности… не знаю…