И по глупости добавила:

– Не знала, что ты здесь живешь.

На самом деле, она вообще не думала, что он хоть где-нибудь живет. Но в то же время и не была полностью уверена, что он умер. Она не припоминала, чтобы Уилф сообщал ей такую весть. Хотя из Уилфа мало что можно было вытянуть – под конец он заметно сдал, даже за то недолгое время, пока она ездила к Тессе в Мичиган.

Олли отвечал, что живет не в Ванкувере и что приехал сюда, как и она, совсем ненадолго. Ему нужно было пройти обследование в больнице по поводу небольшой проблемы со здоровьем. А живет он на острове Техада. Где это – даже трудно объяснить, смешался он. Достаточно сказать, что из Ванкувера туда надо добираться на трех паромах.

Он подвел ее к грязному белому пикапу «фольксваген», припаркованному в переулке, и они поехали в японский ресторан. Пикап, отметила она, пропах океаном, водорослями, рыбой и резиной. Выяснилось, что только рыбу Олли и ест – от мяса отказался. В ресторане было всего пять-шесть столиков. За прилавком паренек-японец, трогательно склонив безмятежное, как у юного священника, лицо, с невероятной скоростью нарезал сырую рыбу. Олли его окликнул: «Как дела, Пит?» – и тот, ни на миг не снижая темпа, протянул нарочито американизированным тоном: «Обал-ден-но». Нэнси обожгло мгновенной неловкостью. Не потому ли, что ее спутник назвал паренька по имени, а тот не ответил тем же? Не потому ли, что она хотела скрыть свое наблюдение? Есть люди (мужчины), которые сверх меры гордятся знакомством с продавцами и барменами.

Она даже помыслить не могла взять в рот сырую рыбу и заказала себе лапшу. Управляться с палочками она не умела – они показались ей совершенно не похожими на китайские, которые она пару раз держала в руках, но ничего другого здесь не предлагали.

Когда их обслужили, она хотела заговорить о Тессе. Но решила для приличия подождать, чтобы Олли рассказал ей сам.

Поэтому она завела разговор о круизе. Сказала, что даже под страхом смертной казни больше не отправится в такое путешествие. Не столько из-за погоды, хотя погода тоже подкачала – временами дождь и туман заслоняли все виды. Впрочем, видов там было хоть отбавляй. Гора за горой, остров за островом, и скалы, и вода, и деревья. Все приговаривали: потрясающе, правда? Красота, правда?

Красота, красота, красота. Потрясающе.

Они видели медведей. Видели тюленей, морских львов, кита. Пассажиры только успевали снимать. Потели, чертыхались, переживали, что их новенькие сверхсовременные камеры дадут сбой. Потом сошли с парохода, сели на поезд и поехали по этой знаменитой железной дороге в этот знаменитый золотодобывающий город, пофотографировали еще, там были актеры в костюмах «веселых девяностых»[45], и что, по-твоему, делали пассажиры? Стояли в очереди за мороженым.

В поезде распевали хором. На пароме пили. Некоторые начинали сразу после завтрака. Резались в карты, на деньги. Каждый вечер – танцы: десять старушек на одного старичка.

– Мы все ходили в лентах, с укладками, с блестками, расфуфыренные, как цирковые собачонки. Говорю же тебе, конкуренция была жуткая.