— Маш, — его голос стал тихим. Мобильник быстро исчез в кармане брюк. — Я только что усвоил, какие темы не стоит затрагивать. Прости, если причинил тебе… неудобства, я это не нарочно.

— Угу, — впиваясь глазами в происходящее на сцене, промычала я.

— Тебе нравится здесь?

— Нет! Я не понимаю, что происходит, и о чем они поют! Ни слова не ясно!

— Понял. Нужно было распечатать тебе либретто. — Дима поправил брюки. — Мой косяк.

— Оркестр играет одно, солист поет другое. — Меня уже начинало колотить. — Одного уже убили, а я даже не поняла за что!

— А солистка? Хороша, да?

Я отыскала глазами в толпе артистов высокую женщину в роскошном платье, подчеркивающем тонкую талию. Черные волосы, собранные в пышную прическу, яркий макияж, алые губы. Она как раз выпрямила спину, набрала в легкие воздуха и запела, отчаянно жестикулируя.

— Не особо, — выдавила я.

— Странно. — Усмехнулся Дима. — Ведущая солистка, лирико-драматическое сопрано. Ей рукоплескал и Милан, и Нью-Йорк, и Берлин. Весь мир. За ее плечами роль Татьяны в «Онегине», Виолетты в «Травиате», роль Тоски. Более пятидесяти оперных партий в репертуаре! Заслуж…

— Не заметила ничего выдающегося. Вон та, в роли служанки, гораздо чище поет, а эта… ощущение, что просто горло дерет. Столько ненужной экспрессии, фальшивой драматургии. Может, я, конечно, ничего не понимаю в данном виде искусства, и мои вокальные данные и рядом не стояли, но уж как есть!

Меня по-прежнему трясло от бессильной злобы, и никак не хотело отпускать.

— Ничего страшного. В следующий раз сходим на балет. Там зрелищнее.

— Почему ты вообще притащил меня в оперу, если самому тебе здесь скучно?!

Упс… Кажется, сказала слишком громко. Я осторожно втянула голову в плечи.

— Мама часто таскала меня сюда в детстве. Подумал, что девушкам нравится опера. Оказалось — нет.

— Сегодня явно не мой день.

— Знаю, как поднять тебе настроение.

— Как?

Он улыбнулся.

— Увидишь.

После окончания представления мы пробирались по каким-то коридорам. Неизвестно куда. Яркое освещение, богатое убранство, позолоченные люстры. Я не успевала восхищенно охать, глядя по сторонам. Неожиданно Дима затащил меня в какую-то подсобку. Закрыл дверь и прижал ладонь к моему рту. Внутри было темно и тесно.

— Тсс! А то нас засекут.

— Мы где? В кладовке?! — Спросила я шепотом, еле удерживаясь, чтобы не поцеловать его. Страсть отодвигала на задний план горечь обиды, а сердце стучало набатом то ли от страха, то ли от неожиданной близости любимого.

Дима наклонился ко мне и прошептал.

— Не дыши.

По мраморному полу раздались звуки торопливых шагов. Воркующий женский голос, стук каблучков, телефонная трель. Когда все стихло, он вытащил меня на свет, и мы двинулись дальше по коридору. Прислушиваясь и крадучись.

— Какого черта? — Прошипела я, послушно двигаясь и держа его за руку. — Куда мы идем?

— Мы идем добыть автограф. А, может быть, даже фото.

— Не-е-е-ет!

— Боишься?! — Он сжал мою ладонь.

— А черт с тобой! Пошли!

Тут из-за угла вырулил охранник в черном костюме и с рацией. Мы от неожиданности притормозили и сбавили шаг.