— Разочаровался во мне? — Сглотнув, прошептала я, кутаясь в пиджак, насквозь пропитанный запахом одеколона и дорогого табака.

Дима шел по дорожке. Красивый, гораздо выше меня, в приталенной рубашке, белевшей ярким светлым пятном в темноте, пока мы не очутились под светом фонарей. Он шел, пиная носками своих модных туфель попадавшийся на пути мусор и мелкие камешки, и смотрел на асфальт. Словно пытаясь разглядеть там что-то очень важное и совсем не торопясь с ответом. Спина сгорблена, руки в карманах, лицо напряжено.

— Как ты могла подумать такое? — Наконец, выдавил он.

— Знаешь, — выдохнула я, и мое дыхание тут же превратилось в облачко пара. — Пойму, если ты злишься. В жизни такой красоты не видела, как сегодня. Не знаю, что вдруг нашло… Прости, что твоей маме досталось от меня.

Дима беззвучно рассмеялся.

— Ты хорошо по ней прошлась.

— Прости! — Дождавшись, когда он посмотрит на меня, произнесла я. — Вела себя отвратительно.

— Мне так хотелось вас познакомить.

Спрыгнув с бордюра, приблизилась и пошла рядом.

— Мне очень стыдно. — Волнение мешало складывать слова в предложения. — Она добилась таких высот… благодаря таланту, помноженному на многолетний труд. Конечно же… А то, что я брякнула — это все от злости. — Собралась с духом и выпалила. — У меня чуть мозг не взорвался от обиды и… ревности!

Дима повернул голову, пытаясь поймать мой взгляд.

— Я тоже был хорош. — Он с разбегу пнул скомканную алюминиевую банку. Подошел ближе, нагнулся, поднял и запустил ее в урну, целясь точно баскетболист. Металлический треск ознаменовал попадание. Калинин довольно кивнул.

Боже, как описать свои чувства, чтобы не показалось, что я перекладываю на него вину?

— Я пришла и не могла думать ни о чем, кроме того, что одета неподобающе и не причесана. А рядом ты — в шикарном костюме. Мы смотрелись, как… — Мне пришлось тяжело выдохнуть, чтобы продолжить. — Да. Может, я и зациклена на своих комплексах! Признаю. Ты меня медленно и верно, но избавляешь от них. Но, блин, бывают такие ситуации, как сегодня, которые вытаскивают наружу все наши отличия.

— И в чем они, по-твоему, наши отличия? — Нахмурил брови Дима.

Он и сам, наверное, все понимал, только не хотел этого слышать. И замечать.

— Те вещи, которые совершенно естественны для тебя, для меня непривычны. — Я спрятала замерзшие руки в рукава пиджака. — Для тебя все легко и просто, поэтому ты не замечаешь того, что мне важно.

Ну вот, Сурикова. Заладила «я» да «я». Остановись!

— Чего именно? — Спокойно спросил Дима.

— Ты… заигрался сегодня и не почувствовал, что у меня внутри. — Я натянула лацкан пиджака от волнения. — Как можно было не предупредить про день рождения, про оперу и про… Джессику?

Дима остановился на секунду, потом, закусив губу, продолжил движение.

— Маш, — его голос окрасился напряжением, — мне трудно сейчас найти подходящие слова. Если обидел тебя, поверь, это произошло неосознанно. Научи меня чувствовать тебя, чтобы не было таких проблем.

— Попробую быть с тобой откровеннее. — Сказала, глядя, как он прикуривает сигарету. — Мне часто не хватает духу, чтобы высказать вслух те или иные… вещи. Да и хочется, чтобы ты сам хоть немного пытался догадаться. Знаю, как эгоистично это звучит…