– Тогда я, тем более, должен понимать, о каком товаре идёт речь.
– Золото, – выдохнул Баркли. – Золотые слитки. Из России. Большевикам нужна валюта. Они отобрали много золотых изделий у своих граждан и церкви, переплавили в слитки, поставили клейма и отправили через Таллин в Стокгольм. Там вновь переплавили и поставили уже клейма шведского банка, чтобы продать на тамошней бирже, но об этом стало известно газетчикам. Они раструбили, что на Стокгольмской бирже торгуют кровавым русским золотом. Но это не совсем так, потому что часть слитков – это переплавленные царские империалы. Вот тогда мне друзья из «Легиа-банка» и предложили купить их через Берлинскую биржу, что мы с Эдгаром и сделали, чтобы потом выгодно перепродать на бирже Нью-Йорка. Именно это и было главной целью моей поездки в Европу, а не покупка аэропланов. «Голиафы» – прикрытие. Сделка очень прибыльная. Эдгар – умная голова – сбил цену золота на несоответствии слитков стандартам, предъявляемым к аффинажным заводам. У некоторых из них поверхность имеет поры и углубления. Словом, большевики пошли на уступки и через своего представителя в Стокгольме сбросили цену… Я не мог представить, что этот Морлок, вымогавший какие-то тысячи долларов, способен обмануть меня на миллионы!
– Я всегда подозревал, что у вас не всё чисто, – погрозил пальцем Войта.
– Мистер Баркли, я принимаю ваше предложение. И я знаю, как остановить Морлока и вернуть золото. Давайте начнём с составления соглашения между нами. Думаю, Лилли и Эдгар прекрасно справятся с этой задачей. Печатная машинка на «Роттердаме» найдётся, а капитан заверит наш договор судовой печатью. Вы согласны?
– У меня нет другого выхода.
– Стало быть, договорились.
Клим Пантелеевич, достал коробочку монпансье и, положив под язык жёлтую конфетку, проронил:
– Простите, господа, но мне нужно побыть одному и обдумать сложившиеся обстоятельства.
Войта понимающе кивнул и зашагал прочь. Опустив голову, Баркли поплёлся за ним.
Частный детектив повернулся к океану. Откуда-то издали надвигались разорванные в клочья тучи. Они наступали в три ряда, будто римские легионеры. Солнце пряталось за их спинами, опускаясь за горизонт.
Пароход постепенно набирал скорость. Волны, рассекаемые стальным корпусом судна, пытались охватить его и от этого казались живыми. Лопасти винтов «Роттердама» оставляли позади себя большой вспаханный белый след. Он тянулся за пароходом белой нитью и сливался с океаном.
Ардашеву отчего-то вспомнился Павлик. Он будто наяву слышал вновь его голос: