Но Сирин Ларн всё равно сказала:

— Слушаюсь.

И закрыла дверь, оставляя меня в кромешной темноте.

Халэнн бежит… он бежит по бесконечной лестнице вверх, он бежит в надежде расправить крылья и улететь, а за ним скользит быстрая тень: бледное лицо. Острые зубы. Когти. Хищный взгляд вампира… Халэнн бежит, и моё платье бьёт его по ногам, корсет душит, не давая набрать скорость.

А я бегу за ними. Я пытаюсь кричать: «Остановись! Стой! Я здесь! Здесь!» Но изо рта вырываются лишь жалкие хрипы. Я бегу за ними и понимаю, что не успеваю. Слёзы застилают лицо. Я захлёбываюсь в них. Я задыхаюсь. Я усиливаю тело, я вкладываю все силы в мышцы, но не успеваю, не успеваю, опять не успеваю!

Быстрая тень настигает Халэнна, и на бесконечные ступени лестницы проливается кровь. Но Халэнн вырывается, он бежит, он оглядывается, ловит мой взгляд, и в его глазах стального цвета столько всего. В них целая вселенная боли…

Взмах когтистой лапы — и лицо Халэнна закрывает от меня фонтан его алой крови.

Меня опять разрывает на части.

Я кричу, но звука нет.

Ничего нет.

Мир раскалывается, и осколки вместе со мной падают в бесконечный тёмный провал.

Я лежала в темноте. Меня трясло, и из раскрытых губ вырывались только хрипы. Это был не рассветный кошмар, это снова не рассветный кошмар — я точно знала, я чувствовала, что время не то. В который раз повторяется это, стоит только уснуть — и начинается бег по лестнице, и я не успеваю снова и снова. Понимаю ведь, что даже моё появление в замке не спасло бы Халэнна, я бы не смогла защитить его от преследователя, но всё равно невыносимо больно видеть, что я не успеваю. Раз за разом.

Не нужен мне такой сон.

Судороги пробегали по скованному неестественным холодом телу, и меховое покрывало совсем не грело. Даже мой внутренний огонь угас. А может, император решил не подпитывать магией неизвестную избранную.

Чувствовала я себя как после спарринга с пятёркой големов. И мне не стало легче, хотя в гардеробной Элора я провалялась прилично, даже рассветный кошмар был, не только эти муторные видения. И не понимаю, это состояние — последствие отката слова смерти или возвращённые рассказом вампира душевные муки?

Ненавижу Неспящих. Вампиров.

Башню тряхнуло.

Демонов тоже ненавижу.

Сосредоточившись, я заставила кости перестраиваться. Дрожащими пальцами выковырнула из Многоликой пузырёк с изменяющим запах зельем. Магией очистила себя и принялась размазывать зелье по коже, волосам, одежде, покрывалу. Озноб накатывал внезапными волнами, заставлял вибрировать каждую косточку, а голова оставалась тяжёлой.

«Справлюсь», — решила я, возвращая Многоликой пузырёк. Погладила её и Жаждущего за то, что вчера они оперативно собрались и легли на талию: хотя бы о них не пришлось беспокоиться.

Поднявшись, отмахнулась от развешанных вещей. Постояла немного, борясь с головокружением. Вышла.

После темноты сияние сфер и солнца ослепило меня на несколько мгновений.

Сирин Ларн сидела в кресле Элора, вышивала что-то на пяльцах. Заметив меня, подскочила, пряча своё творение, и захлопала ресницами.