Поняв, что остановить охваченных паникой людей без стрельбы не получится, мичман велел быстренько побросать в воду содержимое коечных сеток, а потом спускать в воду с надстроек канаты. Но англичане и сами уже поняли, что никто не собирается их убивать. Один за другим они взбирались на выступающие над водой части своего корабля, облепляли ванты, гроздьями висели на деревянных крышках люков и обломках шлюпок.
Прочие корабли Средиземноморской эскадры даже не пытались прийти на помощь. Следовавший за «Инфлексиблом» «Монарх» принял влево, обходя место гибели собрата. Остальные повторили его маневр, и лайми, как, впрочем, и русские моряки, успевшие к тому времени перебраться с «Хотспура» на захваченный броненосец, испытали несколько крайне неприятных минут – когда летящие в британский ордер снаряды стали падать в воду в опасной близости от полузатопленных кораблей.
К счастью, обошлось без новых жертв. Водяные столбы вставали довольно далеко от колышущихся в воде человеческих голов. Изрыгающая чугун и пламя колонна ушла на вест, разрозненные, избитые, то и дело вспыхивающие пожарами турецкие броненосцы по одному отползали от места боя на норд-ост. Ветер свежел, волны стали захлёстывать надстройки «Инфлексибла», на которых жались друг к другу израненные, измученные, смертельно уставшие люди.
Лейтенант Остелецкий совсем было собрался скомандовать вязать плоты из обломков рангоута и решётчатых крышек световых люков, но артиллерист-кондуктор доложил о многочисленных лодках, барках, фелюгах, отчаливших от близкого египетского берега. Услыхав об этом, Венечка выдохнул с облегчением. Можно было расслабиться.
– Много народу у вас в каземате побило, Рукавишников?
За миг до столкновения, уже после взрыва мины Уайтхеда, в каземат угодил шестнадцатидюймовый снаряд – в упор, с дистанции, более уместной для дуэли.
– Хватает, вашбродие, – сокрушённо вздохнул кондуктор. – Пятерых насмерть, трое сильно пораненные. Должно, помрут. Ну и побитые почти все – кто контуженый, у кого кости сломаны, у кого ещё какая напасть.
Сам он щеголял грязной, пропитанной кровью повязкой, прикрывающей левый глаз и половину лица.
Впрочем, держался кондуктор бодро – будто это не его лейтенант Остелецкий полчаса назад вытаскивал из вскрытого, как консервная банка, каземата и по заваливающейся набок палубе тащил на себе к борту чужого броненосца.
– А крепко всё же британцы османам врезали! – заметил мичман Сташевский. Он стоял тут же, на мостике, и разглядывал в бинокль то удаляющийся ордер британской эскадры, то разрозненные дымки над удирающими броненосцами Хасан-паши, то покосившиеся мачты, торчащие из воды в полутора милях от «Инфлексибла». – Три судна, а взамен ни одного своего не потеряли!
– Как это – ни одного? – возмутился кондуктор. – А энтот?
Он топнул ногой по палубному настилу.
– Нескладно выходит, вашбродие, – не три, а четыре кораблика турка потерял. Наш-то вы не подсчитали, верно?
И кивнул на лежащий на боку «Хотспур».
– То-то ж, что и наш, а не их! – с усмешкой ответил Сташевский. – И вот этот, – он похлопал ладонью по ограждению мостика, – мы с тобой потопили, а никакие не турки. Вот и выходит, братец, что счёт твой никуда не годится!