Этой привычкой – беседовать с воображаемым внутренним голосом – Венечка обзавёлся ещё в морском училище. И с тех пор приобрёл среди товарищей стойкую репутацию молчуна. Ни Серёжа Казанков, ни барон Греве, именуемый однокашниками «Гревочка», так и не смогли понять, что гардемарин Остелецкий вовсе не отмалчивается – просто у него другой, более интересный собеседник…

По железу застучали башмаки, и в люк просунулся командирский вестовой. Его круглая веснушчатая физиономия была вся перемазана кровью.

– Вашбродие, господин лейтенант, скорей на мостик! Командира убило, командовать некому!

Уже карабкаясь по трапу, Венечка вспомнил о письме Казанкова – тот в деталях описывал, как принимал командование «Стрельцом» после ранения командира монитора.

Похоже, история склонна повторяться. Вот только корабль у лейтенанта Остелецкого посерьёзнее – не антикварный, времён войны Севера и Юга, монитор, а новейший броненосный таран! Правда, в русском флоте кораблей такого класса пока нет, и тактики для них никто не разрабатывал.

Но ведь всё когда-то случается впервые?

– Он ещё в начале боя скомандовал снять османскую тряпку и поднять Андреевский флаг, – угрюмо сказал Сташевский. Когда Венечка появился на мостике, мичман передал ему командование и теперь стоял рядом с рулевым.

– Как погиб Карл Романыч? – спросил лейтенант.

– Осколок попал в смотровую щель. Снаряд разорвался на крыше каземата, вот ему и прилетело. И, главное, глупо-то как – на остальных ни царапины, а тут прямо в сердце!

Бирстрома на корабле успели полюбить – как офицеры, так и матросы.

– А что Евгений Фомич?

– Старший офицер в самом начале боя был контужен. Прислонился неосторожно к броне, а тут в рубку снаряд и угодил. Отнесли в кают-компанию, сейчас с ним доктор возится…

Остелецкий кивнул. Старшему офицеру ещё повезло – обычно в таких случаях человек превращается в бурдюк, наполненный осколками костей и кровавым фаршем. Без единой, что характерно, царапины снаружи.

…однако, пора…

– Руль право! – скомандовал он, и рулевой быстро закрутил дубовый, с яркими бронзовыми накладками штурвал. «Хотспур», отличавшийся куда большей поворотливостью, нежели прочие броненосцы, резво покатился вправо. Из башен замершего в полутора милях «Инфлексибла» последовательно выбросились четыре столба дыма, подсвеченного изнутри багровым. Шестнадцатидюймовые снаряды подняли высоченные, с колокольню, столбы воды с придонной илистой мутью.

– Мелко тут… – заметил мичман. – Если верить лоции, под килем и трёх саженей не будет.

– Лоции надо верить, – наставительно произнёс Остелецкий. – Куда ж мы без лоции-то? А что мелко, так оно и к лучшему. Случись что – вовсе не потопнем, надстройка и крыша каземата останутся над водой.

При этих словах рулевой украдкой, чтобы не видело начальство, сплюнул через левое плечо. Скажут тоже – «потопнем»! Разве ж можно о таком?..

– Ворочай на прежний курс, голубчик, – скомандовал Остелецкий. – Прянишников своё дело знает, наверняка уже перезарядился.

Действительно, стоило форштевню броненосца повернуться в сторону «англичанина», из правой передней амбразуры ударило орудие.