Около девяти тридцати утра (я засёк время по карманным часам фирмы «Лонжин») раздался раскат грома, заглушивший на миг даже артиллерийскую канонаду. Над отдельно стоящим фортом Марса-эль-Ханат вырос громадный дымный столб – видимо, бомба угодила в пороховой погреб. Воодушевлённые успехом англичане усилили обстрел до предела возможностей. Орудия Маячного форта замолкали одно за другим, подбитые вражескими снарядами. Спутники мои снова стали требовать покинуть опасное место. Я ответил, что во время службы в сенегальских спаги мне приходилось сталкиваться с куда более серьёзными опасностями. Но я покривил душой – такого града раскалённого чугуна, такой плотности артиллерийского огня, производимого тяжёлыми орудиями, я не мог даже вообразить.

Тем временем британские броненосцы приблизились и встали на якоря в непосредственной близости от форта. Теперь по нашей площадке било множество орудий малых калибров, в том числе и картечницы – в какофонии артиллерийской пальбы я отчётливо различал их торопливый перестук. На моих глазах струя свинца сразила египетского офицера, вскочившего на бруствер, чтобы лучше направлять стрельбу.

И вдруг, как по мановению руки, канонада стала стихать. Нет, уцелевшие орудия стреляли по-прежнему, а вот огонь с моря слабел с каждой секундой. Я огляделся по сторонам. Вокруг зазвучали торжествующие крики – оставшиеся в живых артиллеристы славили пророка Мухаммеда и призывали кары небесные на головы неверных. «В чём дело?» – спросил я у одного из офицеров. В ответ он указал на северную сторону горизонта. Оттуда медленно наползала густая угольно-чёрная пелена дыма, в разрывах которой угадывался лес мачт. Британские броненосцы один за другим снимались с якорей и поворачивали прочь от берега. Вслед им неслись торжествующие крики защитников Александрии.

С моря подходила долгожданная эскадра Хасан-паши.