– Правительство Гладстона признало Суэцкий консорциум, – прочёл Остелецкий. – Как будто им оставалось что-то ещё, после того как лорд Дизраэли ушёл в отставку…

– Говорят, он пытался покончить с собой? – осведомился Греве.

Авторитет Остелецкого в дипломатических делах с недавних пор признавался ими безоговорочно.

– Как же-с! – скептически хмыкнул Венечка. – Чтобы старый лис руки на себя наложил? Да ни в жисть! Уедет в имение и примется писать мемуары. А рассказать ему есть чего, уж поверьте…

…Да уж, не меньше чем тому, кто имел дело с архивом канцлера Бисмарка…

…А ты-то чему радуешься? Сам, небось, и одним глазом не заглянул?

– Ты теперь куда? – осведомился Казанков, складывая газету – пополам и ещё раз пополам.

Троица бывших мичманов встретилась в Петербурге два дня назад – в коридорах Адмиралтейства, куда каждый зашёл по своим надобностям. Встретились, обнялись, гулко похлопали друг друга по спинам и назначили рандеву – здесь, на Английской набережной, возле Николаевского моста.

– В Порт-Саид, – отозвался Венечка. – Там будет теперь наше постоянное консульство, и я приписан к нему в качестве советника по морским делам.

Греве состроил сочувственную физиономию.

– Собираешься, как говорят наши британские недруги, «проглотить якорь»?

– Да, решил попробовать себя на дипломатическом поприще. Буду по выходным кататься на пароходике и завидовать вам, мореманам…

…Дипломатическую, говоришь? Расскажи это Бёртону…

…Отстань, а? Можно хоть сейчас не портить?..

…Ах, какие мы деликатные и чувствительные…

– К сожалению, это теперь не про меня, – грустно отозвался барон. Греве. Как обычно, ни он, ни Серёжа Казанков не придали значения краткой заминке товарища. – Ну какой из меня моряк вот с этим?

И он продемонстрировал чёрный, затянутый в кожу протез, высовывающийся из левого рукава шинели.

– А ты поступи по примеру покойного супруга своей зазнобы, – посоветовал Серёжа. – Не зря же он из «Луизы-Марии» сделал чуть ли не яхту? Будешь ходить в инспекционные рейсы, проверять, как обстоят дела на пароходных линиях фирмы.

Барон уже успел поведать друзьям о своих матримониальных планах и даже прочёл несколько строк из восторженного письма Камиллы. Бельгийская судовладелица, узнав, что он вышел-таки в отставку и собирается её навестить, была сама не своя от восторга и строила грандиозные планы. Например – представить будущего супруга бельгийскому королю Леопольду II.

– А что, и попробую, – легко согласился барон. – Война окончилась, и ни один даже самый строгий судия не скажет, что я не до конца выполнил свой долг. Сидеть, перебирать бумажки под шпицем – благодарю покорно-с… Почему бы и правда не попробовать себя на коммерческом поприще? Тем более вдова необыкновенно хороша собой и… хм… искушена в делах иного рода. Детей от первого мужа у неё нет, тридцать лет – не такой уж и возраст. Надеюсь, у нас ещё пойдут маленькие баронята Греве…

Венечка постарался скрыть усмешку: размечтавшийся однокашник чрезвычайно напомнил ему Портоса из бессмертного творения Дюма-отца – когда тот рассуждал о своих видах на госпожу Кокнар.