– Немного, – вынужден был признать Венечка и про себя проклял юношеское увлечение языками.
…А не знал бы – послали бы кого-нибудь другого…
– Отлично, значит, справитесь. А потом – сразу в Петербург. Явитесь в Адмиралтейство, кабинет… – он извлёк из кармана прямоугольный кусок картона. Венечка повертел его в пальцах – визитка самого Юлдашева. На обратной стороне карандашом небрежно выведено несколько цифр.
– Вот-вот, в этот самый кабинет. Там вас будет ждать известный вам господин. Отчитаетесь по выполнении этого задания, и уж тогда…
Засвистали боцманские дудки. На полубак бежали, сломя голову, вахтенные матросы.
– Меняем галс, – объяснил Венечка. – Подвахтенных высвистали к брасам и стаксель-шкотам, сейчас здесь будет довольно шумно.
– Тогда, может, пойдём в каюту? – предложил Юлдашев. – Пока есть время, надо обсудить ещё несколько вопросов. И знаете что?
Граф улыбнулся – широко, без обычной иронии, к которой Венечка уже успел привыкнуть.
– Я вам завидую, Вениамин. По-хорошему – завидую. У вас впереди непростая, но на редкость увлекательная служба.
Он похлопал спутника по плечу.
– Да вы так не переживайте. Вот сойдём на берег, отправимся к нашему посланнику в Триесте. Повод имеется: православный сочельник, а там и Рождество!
Боцман на полубаке во всю глотку гаркнул: «Марса-рей брасопить!» Матросы с уханьем потянули за жёлтый сизалевый канат. Полотнище над головой собеседников оглушительно захлопало – и туго выгнулось, принимая ветер. «На стаксель-шкотах стоять!» – заливался боцман, ему вторили дружные «И-и-и – р-раз! И-и-и – два!» дюжих марсовых, дружно налегавших на снасти. Скрипели в блоках тросы, треугольные стаксели и кливера полоскались по ветру и один за другим наполнялись весёлым зюйд-вестом.
Минный транспорт «Великий князь Николай», маленькая частичка Российской империи, ложился на новый курс.
Эпилог
Санкт-Петербург
…апреля 1879 г.
Апрельское солнце весело искрилось на подтаявшем льду и слежавшихся, обросших жёсткой коркой сугробах. Оковы долгой зимы трещали по швам – льдины медленно, трудно двигались, с громким треском крошась, шурша трущимися краями, наползая друг на друга, вставая дыбом у гранитных быков Николаевского моста. Публика, толпящаяся у перил, кричала, приветствуя отчаянных молодых людей, демонстрировавших свою лихость, перепрыгивая с одной льдины на другую. Вот один из удальцов оскользнулся и полетел в чёрную воду, вызвав испуганный вздох толпы, – но тут же вскарабкался на льдину и победно замахал мокрым картузом. Ему дружно аплодировали с моста.
– Мир с Англией заключён!
– Слава государю императору Александру Победоносному!
– Мир с Англией!..
Серёжа поймал за плечо пробегающего мальчишку с полотняной сумкой, из которой топорщились свёрнутые газеты.
– «Петербургские ведомости»!
– Три копейки, барин!
Сорванец сверкнул ослепительной улыбкой, разглядев кресты под распахнутой морской шинелью – кроваво-красный Владимир с мечами и белый эмалевый Георгий. Венечка кинул пятак – мальчишка подхватил его на лету.
– Копейку уступим герою моря-окияну!
– Беги уже… – Венечка легонько подтолкнул разносчика в плечо, и тот умчался, размахивая над головой пачкой газет. – Ну, там пишут?