Конечно, не все мины взорвались на сетевых заграждениях. У некоторых судов британской эскадры – например, у корветов «Аметист» и «Сапфир», у шлюпа «Ринальдо», у пароходов-прорывателей противоминных сетей не было вовсе. Они и стали жертвами – сначала шестовая мина разворотила борт «Сапфира», а потом две крылатки одна за другой взорвались под днищами пароходов. Но – как бы проклинали лаймы своего адмирала, если бы знали, что их гибель была предусмотрена сэром Ингфилдом, заложена в его хитроумный план…

Словно в ответ на крики тонущих вместе с корветом матросов, на «Шэнноне» и «Беллерофоне» вспыхнули чадящие костры – это по приказу адмирала жгли на железных листах тряпьё и деревянный хлам, обильно политый машинным маслом. Немногие уцелевшие в разразившемся аду команды катеров могли торжествовать: проклятые англичане горят и тонут, дело сделано!

Согласитесь, не так-то просто отличить в кромешной тьме броненосец от обычного парохода…

Вице-адмирал выслушал доклад флаг-офицера и удовлетворённо кивнул. До рассвета – неполные пять часов. Волны, чёрные, тающие во мраке туши броненосцев, качающиеся на воде обломки катеров – всё освещено тусклыми оранжевыми сполохами рукотворных пожаров, знаменующих «бесславную гибель» британской эскадры.

Что ж, теперь ход за янки. Он, Эдвард Август Ингфилд, готов.

Весь вечер и половину ночи на мониторах стучали топоры – команды спешно ломали и выбрасывали за борт лёгкие деревянные мостки, сооружённые в мирное время на палубах. Боевые корабли принимали изначальный вид – плоские, почти не возвышающиеся над водой палубы, на которых стоит клёпаный барабан башни да торчит одинокая дымовая труба.

С мостика флагманского «Лихая» – точнее, с верхней площадки орудийной башни, выполняющей эту роль, – не разглядеть даже мачт британской эскадры. Но оранжевые сполохи взрывов и зловещее багровое зарево наблюдались достаточно ясно. К пяти часам утра, когда пальба наконец утихла, контр-адмирал решил: пора! Мониторы переползали с места на место, выстраивая линию фронта – наилучшую, по общему мнению, для кораблей этого типа. В самом деле: неприятельскому огню подставлены лишь наименьшие, носовые проекции кораблей, тогда как орудия самих мониторов, все двенадцать дальгреновских орудий – калибры девять и пятнадцать дюймов, джентльмены! – направлены на врага. Дэвид Портер поставил свой флагман в середину строя, так чтобы сигналы, поднятые на кургузой мачте, были лучше видны кораблям в ордере.

На востоке едва угадывалась мутная серость вдоль линии горизонта. Контр-адмирал щёлкнул крышкой часов – шесть десять утра, два часа до восхода солнца.

Пора.

Он сделал знак Сен-Брийё – на тесном мостике кроме самого контр-адмирала и его флаг-капитана едва находилось место для пары сигнальщиков.

– Велите передать: всем кораблям во фронт. Ход держать шесть узлов. Держать строй фронта.

Контр-адмирал помедлил, огладил рукой пышную, чёрную как смоль бороду.

– И ещё: Америка ждёт, что каждый из нас честно выполнит свой долг.

– Они идут, сэр!

Инглфилд вскинул бинокль. С норда серый рассветный горизонт оделся низкими дымами, и за этой пеленой едва угадывались низкие силуэты мониторов Портера.