Муля отделался партийным билетом и стаканом слез. Тася вообще не заметила. Вышивала.

Двое детей – большая нагрузка.

Взяли домработницу Настю. Ее привела соседка Шурка Александрова. Они с Настей были из одной деревни.

Когда я слышу: «Русские – великая нация», мне хочется спросить: «А китайцы не великая?» Но, когда я вспоминаю Настю, я соглашаюсь. Я глубоко киваю головой: да. Русские – великая нация, если она породила такую Настю.

В наш дом она пришла тридцатилетней и жила у нас до своих восьмидесяти, но я не заметила, чтобы она менялась. Всегда одинаковая, маленькая, нос картошкой, глазки – голубые и мелкие, как незабудки. Скорее всего, она была некрасивая, но мне казалась слепящей красавицей. От ее красоты жгло глаза.

В ранней молодости Настя вышла замуж за своего деревенского Ваню. Настя – сирота, Ваня – беднота. Жить не на что. Поехали в Сибирь на заработки. Решили, что в Сибири лучше.

Хорошо там, где нас нет. В Сибири – не лучше. Работали «с хлеба». Только за еду. Денег не платили. Настя и Ваня решили вернуться, наскребли на один билет. Настя любила Ваню и, как всякая любящая женщина, шла на жертвы. Она сказала: «Ты поезжай первый, а потом я заработаю как-нибудь и тоже приеду».

Ваня уехал первым. Какое-то время он ждал Настю, а потом присмотрел себе Фроську. Фроська была хуже на ощупь, чем Настя, но богатая. В сравнении с Настей все были богатые, даже собака Жучка, у нее была будка и миска с едой, а у Насти ничего. Только золотое сердце и озеро надежды.

Через полгода Настя вернулась. Ей сообщили новость: Ванька живет у Фроськи, и они расписались в сельсовете.

Настя как будто проглотила гранату, которая разорвалась у нее внутри. Сердце разлетелось на клочки. Боль такая, что терпеть невозможно. Настя побежала к пруду топиться, но ее перехватила Шурка Александрова. Она сгребла Настю «в охапочку» и приволокла к себе домой.

Настя месяц лежала лицом к стене, потом встала – другим человеком. Вместо разорванного сердца – кирпич. Никакого озера надежды. Вместо озера – воронка от взрыва. На дне – всякий мусор.

Настя работала на поле с другими бабами. Жила у Шурки. Шурка тоже была брошенка, но не одна, а с дочкой.

Однажды в конце дня Настя шла среди деревенских баб, несла на плече баранью ногу. Купила, должно быть, а может, взяла в обмен, трудно сказать.

На другой стороне улицы показалась Фроська. Она шла навстречу. Завидев Настю, нагло усмехнулась. Бабы притихли. Понимали, что присутствуют при трагедии. Усмешка Фроськи была оскорбительной, дескать, у нее одно место слаще: у Насти в том месте жаба, а у Фроськи – драгоценный бриллиант.

Настя перешла дорогу, держа баранью ногу как ружье. Приблизилась к Фроське и бесстрашно «отходила» ее бараньей ногой слева направо, куда попадет: и по морде, и по плечам. Фроська не устояла на ногах, грохнулась на землю. Настя села сверху, схватила Фроську за волосы и стала бить башкой о дорогу.

Бабы дружно хохотали, улюлюкали, наслаждались справедливым возмездием. Все они были на стороне Насти. Если разобраться, бить надо было Ваню, это он предал. Но что же делать… Деревенские вани тоже любят богатых жен, как и городские. Можно понять. Грубая бедность отнимает у человека все достоинство. Хотя я не оправдываю Ваню. Я его презираю.