Но зрелище наступающих под барабанный бой англичан в красных мундирах и колониальных войск, одетых каждый по-своему, многих напугало, ведь англичан было так много, а нас так мало. И после первых же стычек сначала побежала французская морская пехота, а за ними и мои индейцы! Я пытался их остановить, но еще спасибо, что меня не сбили с ног. Казалось, битва была проиграна, не успев начаться. Только люди вождя Атунаса стояли насмерть, но что они могли сделать против стольких врагов?

И тут де Божё выскочил прямо перед англичанами с пистолетом в руке и закричал:

– За мной! Братья, французы и индейцы, умрем, но не сдадимся!

Я прокричал нечто подобное своим людям и тоже побежал вперед, к врагу. И, к моей радости, смешанной с изумлением, мои подчиненные побежали за мной! Конечно, мы не встретили их в штыки и не пошли линия на линию, а рассредоточились в лесу на индейский манер. Вот молодой оттава Нанабуш, названный в честь великого героя племени моей матери, выскочил из-за деревьев и топором размозжил голову английскому офицеру. Другие стреляли из-за деревьев из своих допотопных ружей – других не было, – все время меняя позицию. Англичане то и дело отвечали залпами, вот только, как правило, там, куда они стреляли после того, как наконец догорал фитиль их мушкетов, давно уже никого не было.

Некоторые англичане – судя по форме, из колонистов – пытались отвечать тем же – стрелять из-за деревьев, но кто-то в расшитой золотом красной форме бежал туда и гнал их вперед. Ретивого офицера достаточно быстро застрелили, но смерть его привела к тому, что англичане сначала смешались, не зная, что и делать, а затем побежали – прямо в руки людей капитана Дюма, либо к русским, каким-то поистине магическим способом убивавшим «вареных омаров», как наши прозвали англичан за цвет их мундиров.

Вскоре все было кончено. Вся теснина была усеяна красными трупами, а еще больше сдалось в плен. Тем временем из крепости начали выползать регулярные войска, чтоб им было пусто. Мы перепоручили им охрану пленных и пошли дальше по просеке, где наткнулись на вражеский обоз. Тот сдался после двух-трех выстрелов.

Да, победа была разгромной, и наших погибло мало. Но смерть Гиацинта перечеркнула для меня все хорошее. Ну что ж, мой друг, пусть тебе будет хорошо в раю – ведь сказано, что нет большей любви, чем отдать свою жизнь за други своя. Так что я был уверен, что де Божё именно там. А если правда то, что говорят соплеменники моей матушки, он сейчас в доме Гитчи-Маниту, Великого духа. Ведь, увидев, что Гиацинт погиб, мои люди сразу же посмертно произвели его в вожди оттава, сказав, что «теперь он один из нас».

После похорон ко мне подошел русский майор Ас и сказал по-английски:

– Мсье де Ланглад, я бы хотел, чтобы вы были моим другом. Моим и моих ребят. Приходите к нам, мы помянем Гиацинта так, как это делают русские.

11 июля 1755 года. Форт Дюкень. Кузьма Новиков, он же Ононтио

Знал бы я – какой трудный будет наш поход, то я бы сто раз подумал, перед тем как отправиться в него вместе с воинами Хаса и индейцами. Мы еще не дошли до цели, а уже пролилось столько крови. Страшные люди, страшное время. Сам я в бою не участвовал – рука еще не срослась до конца, да и бок побаливал. А вот мой сын Андрей, или как его называли индейцы, Хитрый Барсук, побывал в бою и убил своего первого врага. Он мне с гордостью заявил об этом и очень был удивлен, когда я не стал этому радоваться.