– А что же ты на такое согласилась?

Елена посмотрела в сторону, но бабе Наде показалось – в прошлое:

– Тогда я впервые почувствовала себя кому-то очень нужной. Разве в такой момент о наследстве и прописках думают? Мне его детей поднимать надо было!

Надежда Прохоровна покачала головой: Елена говорила сущую правду – при всех обстоятельствах ее размеренная, устоявшаяся жизнь рухнула со смертью мужа. Она теряла ВСЕ. Уютный загородный дом меняла на однокомнатную хрущобу, довольно непростой архитекторский клан на вечную тревогу за спивающихся родственников, на борьбу за хлеб.

Лена взяла чистую салфетку, еще раз высморкалась:

– Спасибо, Надежда Прохоровна. – Попытка улыбнуться выглядела жалкой. – Я выговорилась. Теперь мне легче.

– Не за что, доченька. Крепись. Такая наша доля – вдовья. – Вздохнула. – Но ты молодая, все поправится. Работа у тебя хорошая, людям нужная.

По мере того как лилась размеренная утешительная речь Надежды Прохоровны, голос ее все затихал, затихал: взгляд Елены напряженно остановился на ком-то за ее спиной.

Надежда Прохоровна обернулась: в дверях, налегая плечом на косяк, стояла Смерть. Ну чистая вылитая смертушка – в черном наряде, с угольно подведенными глазами и губами.

Без косы, правда. И то слава богу.

Предупреждать надо.

Такие вот явления, без подготовки, да когда о покойном только что говорили, да бабушка пожилая спиной сидит.

Предупреждать надо.

– Симочка, познакомься, – затараторила, залебезила Лена, – это Надежда Прохоровна, школьная подруга твоей бабушки. Надежда Прохоровна, моя падчерица – Сима.

Девушка мазнула по гостье невнимательными глазами.

– Обедать будешь?

– Сыта, – равнодушно ответила девица, отлепилась от косяка. – Иди конвой отпускай. – И скрылась в коридоре.

Елена вспорхнула со стула – минуточку, Надежда Прохоровна, – умчалась из кухни. Надежда Прохоровна укоризненно покачала головой: приметливая столичная старушка таких вот «черненьких» на улицах встречала. Особо не пугалась, не подпрыгивала от неожиданности, если нос к носу сталкивалась. Сегодня нервишки подвели – вон аж мороз по коже проскочил!

– Какой конвой ты отпускать бегала? – спросила, когда Лена вернулась на кухню.

Женщина запустила пальцы под волосы, помассировала затылок, словно его заломило, едва падчерица появилась в доме.

– Шофера фирмы. Серафиму этой весной прав лишили, теперь она – безлошадная. Раньше на учебу и обратно отец возил, теперь. – Елена развела руками.

– А почему конвой-то? – не унималась цепкая старушка.

Вдовица оглянулась на коридор, где скрылась Серафима, села поближе и зашептала:

– Серафиму посадили под арест после того, как милиция нашла окурок с марихуаной.

– Слушай-ка, – также склонившись, шепотом спросила баба Надя, – ты тут сказала, что окурок-то свежий был?

– Какая у вас память на всякие пустяки, – с легкой досадой вымолвила Лена и подтвердила: – Да, свежий. Тогда весь вечер шел дождь, прекратился где-то только в полночь. Так вот окурок почти не размок.

– Понятно. – Протяжно выдавая любимое словцо, Надежда Прохоровна села прямо. – Сложная тебе девочка досталась. А одевается-то она так всегда?