– Знаешь, Наденька, как хорошо Леночка уколы делает? – желая приободрить невестку, посчитавшую себя причиной едва не случившегося гипертонического криза, сказала Вера Анатольевна. – Никогда не бывает ни синяков, ни желваков.
– У меня племянница Настенька на «скорой» работает, – поддержала отвлеченную тему Надежда Прохоровна, – уколы ставит – как комарик укусил. К ней весь подъезд обращается – легкая рука у девочки.
Елена повернула к свекрови почти спокойное лицо:
– Сожмите кулак, Вера Анатольевна.
Вдову архитектора уложили отдохнуть в доме Елены. Молодая женщина настояла, чтобы баба Надя отведала ее стряпню, положила на тарелку щедрый кусок нежнейшей запеканки из деревенского творога, для подливки три сорта варенья на стол выставила. Заварила чай, накрыла его полотенцем.
Села на стул и закрыла лицо руками. Надежде Прохоровне показалось – сейчас заплачет.
– Господи, какая же я дура! – донеслось из-под ладоней. – Истеричка ненормальная!
– Почему? – спокойно облизав ложечку, поинтересовалась баба Надя.
Очень она не любили такого поведения. Называла его «старушечьи хитрости». «Вот я помру, вы мое варенье не выкидывайте, дедушкину могилку поправляйте, котика маво не забижайте.» А сама и котика переживет, и прапраправнуков дождется.
Дети малые так вот тоже: «Вот я умру, мамочка, в этом углу, тогда поплачешь!..»
Не любила баба Надя этих хитростей с вареньями, котами и могилками. Всему свое время, считала, – уезжать и помирать. А людям на жалость давить нечего. Или бесполезно это, или вредно, так как обратный эффект получается.
Но Елена и вправду плакала: щеки под ладонями оказались мокрыми и красными.
– Я вечно все порчу, – сказала, впрочем, почти спокойно. – Говорю что не следует, суюсь к тем, кто не просит. – Встала, подошла к чайнику, наполнила две чашки чаем и немного заискивающе улыбнулась гостье. – Простите меня, Надежда Прохоровна. Я в последнее время что-то совсем ненормальная стала. А поговорить не с кем.
– А ты со мной поговори, – невозмутимо предложила пожилая сыщица.
– Все три дня в себе держу. – Зябко, нервно потирая руки, Елена села на краешек стула. – Потому и получилось так – открыла холодильник, глянула на полные полки и ляпнула первое, что в голову пришло: «Проследите, чтобы не пропало.» Симочке ведь все равно – что магазинное, что свое, домашнее.
– Бывает, – примирительно сказала бабушка Губкина. – Скажешь вслух, что думаешь, а люди переживают.
Елена перекрутила шею, повернулась к окну, скособочилась вся.
– Да ты сама-то не убивайся лишнего. Встанет Верочка, скажешь ей, что никуда уезжать не собираешься.
– Да при чем здесь это, – невесело отмахнулась молодая вдова. – Я тут, похоже, такую тему подняла. Не ко времени.
– Какую это?
Елена подогнула ноги, зажала ладони между колен и, приблизив лицо к Надежде Прохоровне, зашептала:
– Я боюсь, что Вера Анатольевна лишнего сейчас наговорила. Мне надо было выдержать положенное время, потерпеть. Дней сорок или когда ее здоровье совсем поправится. А я с этой банкой чертовой вылезла!
– Про банку я уже все поняла, – кивнула баба Надя. – Что Вера лишнего сказала?