Все, кроме смерти.

И услышать все шепоты мира

и все его грохоты.

Но даже и то, что небесный Госплан

                                                 отпустил мне по смете,

я честно приму.

И вместе с друзьями

                           потрачу до крохотки…

Все желания могут исполниться,

                                           кроме самого яркого —

колеса машины времени

                                ржавеют – несмазаны…

А мне б

откусить

от того матросского яблочка!

А мне бы

почуять

рукопожатье товарища маузера!..

Это вовсе не кровь,

                         это время в жилах играет.

Пусть потом разберутся,

                                 кто гений,

                                               кто трус,

                                                           кто воин.

Ведь не тогда человек умирает,

                                         когда умирает.

А тогда, когда говорит:

«Я собой доволен…»

Я собой доволен…

                        И можно готовить деньги,

заказывать место на кладбище

и траурный выезд…

А в соседнем сквере

                           кудахчут хорошо одетые дети.

И не знают еще,

что им досталась эпоха —

                                   на вырост!

Мы об этом тоже не знали.

Мы не верили, что состаримся.

И что однажды

                    на сердце у каждого

                                              истина выжжется:

никогда не бывает Счастье

конечной станцией!..

…Потому-то и кружится этот мир.

Потому он

              и движется.

Подступала поэма.

                         Она изводила меня.

То манила доступностью легкой,

                                            а то – не давалась.

Подступала поэма.

                         Звучать начинала, дразня.

А потом

за границами голоса

вдруг оставалась…

Если я уезжал,

                   то она меня честно ждала,

терпеливо ждала

                       на ступенях у самого дома.

Подступала поэма.

                         Невнятной и точной была.

Сумасшедшей и невозмутимой.

Жестокой и доброй…

А однажды приснилось мне:

                                      я нахожусь на посту.

И ночная дорога,

как пеной,

туманом закрыта.

Вдруг почувствовал я,

                             как приходит

                                               в мою немоту

ощущение ритма,

звенящая яростность

ритма!

Этим медленным ритмом

я был, будто льдами,

                           затерт.

Он во мне тяжело нарастал,

колыхаясь и зрея…

– Кто идет? —

закричал я.

– Стой!

Кто идет?..

И услышал спокойный ответ:

– Время.