— Я не на спектакль, Константин Яковлевич, — признался визитер. — Просто зашиваюсь в больнице, так что…

— Ясно, ясно, — отмахнулся балетмейстер. — Очень жаль, что у наших лучших врачей нет времени приобщиться к высокому искусству! С другой стороны, если бы они заняли все места в партере, куда бы мы пошли лечиться, да?

Вопрос был риторический, и Мономах не счел нужным реагировать.

— Так зачем же я вам понадобился, Владимир Всеволодович? — с любопытством спросил Махальцев, присаживаясь в первом ряду и приглашая гостя последовать его примеру.

— Я хотел поговорить о вашей балерине, Калерии Куликовой.

— Ах да, бедная девочка, — печально закивал балетмейстер. Его пышная шевелюра при этом заколыхалась, словно ивовая крона. — Надо же, какое несчастье — кто бы мог предположить! В девятнадцать лет жизнь только начинается, а она решила с ней расстаться из-за несчастной любви!

— Что вам об этом известно?

— Только то, о чем говорят в труппе: Калерия покончила с собой.

— А почему из-за несчастной любви?

— Ну что еще может занимать девушку ее возраста? Только страсть толкает молодежь на такие радикальные… А что, не так?

— Следствие установило, что она погибла в результате несчастного случая.

— Правда? — Тонкие бесцветные брови хореографа взлетели к линии роста волос. — Но… постойте, Калерия же прыгнула с крыши, верно? Если она не планировала умирать, что же она там делала?

— Понятия не имею! — признался Мономах. — Потому-то я и здесь.

— Что-то я не понимаю!

— Вы, случайно, не в курсе, принимала ли Калерия какие-то препараты?

— Ох, Владимир Всеволодович, неужели вы думаете, что я настолько глубоко влезаю в личные дела моих балерин?! Да мне абсолютно все равно, на чем они сидят: главное, чтобы у них вес был в пределах нормы, чтобы они делали то, что я говорю и как говорю, и чтобы приходили вовремя на репетиции и спектакли!

— Я подумал, что Калерия была талантливой танцовщицей, ей светила блестящая карьера, и вы…

— Кому, Калерии? — перебил Махальцев. — Ну, карьера — это вы хватили! Девочка она была, конечно, старательная, однако я не сказал бы, что ее ожидало серьезное балетное будущее. Калерия звезд с неба не хватала, хотя и трудолюбива была невероятно: я за всю свою жизнь в балете встречал всего нескольких настолько целеустремленных балерин! К сожалению, в нашем сложном деле одного усердия недостаточно. А могу я поинтересоваться, откуда у вас создалось столь высокое мнение о Куликовой?

— Ну-у… — протянул Мономах, внезапно осознав, что других источников информации, кроме самой девушки и ее сверхактивной матери, у него и не было. В чем он и признался собеседнику.

— А-а, Зоя, ну конечно! — усмехнулся балетмейстер. — Теперь понятно, откуда ветер дует! Видите ли, Владимир Всеволодович, боюсь, что Зоя выдавала желаемое за действительное. Ее собственная карьера не сложилась, и, похоже, ее дочь готовилась последовать по ее стопам. Ни у той ни у другой не было настоящего таланта, дара, который отличает солиста от артиста кордебалета. Обе были техничны, трудолюбивы и амбициозны, но, к несчастью, их амбиции ничем не оправдывались. Зоя думала, что Калерии удастся то, что не удалось в свое время ей самой, но… Не стоит также забывать, что, в отличие от матери, которая всегда была и остается «сухостоем», Калерия обладала телом, которое подчинялось иным законам!