Некоторое время ехали молча, лишь изредка обмениваясь приветствиями с редкими всадниками, попадающимися на пути к стрельбищу. Информацию нужно переварить…

– Полковник Максимов, – глянув на шефа, продолжил Пономарёнок, – из тех людей, что ставят интересы страны выше интересов обидевшихся правителей. ЮАС, как противовес Британии на континенте, а в перспективе и политический тяжеловес как минимум в Южном полушарии, для России выгоден даже недружественным.

– Для России… – Сниман остро глянул на Пономарёнка, моментально поняв разницу между страной и политическим строем, – я так понимаю, полковник Максимов решил служить не Государству в персонифицированном лице Николая, а народу?

– Похоже на то, – кивнул адъютант, – но пока не форсируем ситуацию.

– Замечательно, – выдохнул дымом генерал, – самостоятельно, или…

– Или! – оправдал его надежду адъютант, – Всё походит на то, что часть Генштаба начала свою игру! Они не могут не видеть, что Дом Романовых прогнил, и что Николай способен на троне сидеть, но не править!

– Но, – уже тише сказал Михаил, успокаивая загарцевавшего коня, – ранее они не видели альтернатив для смены существующего строя, по крайней мере, без большой крови…

– А теперь? – Сниман чуть повернулся к нему, требовательно глядя в глаза.

– Есть, – уверенно кивнул Пономарёнок, не отводя глаз, – Само существование Русских Кантонов – смертельная угроза для Российской Империи! Подданные видят, что могут быть – гражданами, и Небо от этого не упадёт на Землю.

– Не упадёт… – глуховато повторил Сниман, кивая чему-то своему. Вечные их споры по поводу предопределения, свободы воли и гражданского общества сейчас ни к чему.

– Суть предложения? – встряхнувшись, деловито поинтересовался командующий, задымив сигарой пуще прежнего.

– У русского Генштаба есть личные контакты не только с Менеликом, но и с феодалами Эфиопии, – подобравшись, начал докладывать Пономарёнок, – каждый из которых имеет собственное войско, и не слишком-то зависим от власти негуса-негэсти. Поставляя оружие не Менелику, а феодалам, мы резко усиливаем децентрализацию власти, и эфиопскому правителю будет не до Сомали.

– Хм… Гражданская война? – поинтересовался Сниман, ожесточённо скребя пятернёй густую бороду.

– Она там никогда не прекращалась, – бесстрастно отозвался адъютант, – если так вообще можно назвать бесконечную грызню феодалов за территории.

– А что Россия? – остро глянул на него командующий.

– Россия и Самодержавие есть вещи неразрывные, Вячеслав Константинович! – вещал Николай, проникновенно глядя на министра МВД и шефа жандармов Плеве, назначенного недавно на место покойного Сипягина[35]. Большие, необыкновенно красивые глаза Его Величества смотрят прямо в душу министру, будто глаза святого с иконы старинного письма – строго и вопрошающе.

– Это догмат, который не подлежит не только пересмотру, но и обсуждению, – продолжил император после короткой, но очень драматической паузы, – это символ Веры! Политические организации, ставящие вопросы о Конституции, правах и свободах, создании Государственной Думы – от Лукавого!