Народу на дороге немного, всё больше военные, да редкие повозки окрестных фермеров. Все друг друга знают, как это и бывает в провинции, пусть даже и ставшей внезапно окрестностями столицы. Сонное, уютное, благожелательное захолустье, до сих пор сохранившее остатки победной эйфории.

Драбанты, пользуясь хорошей видимостью, приотстали от генерала, инспектирующего владения, не столько даже от деликатности, сколько желая всласть почесать языки, не смущаясь острого слуха начальства. До Снимана и его адъютанта то и дело долетают отдельные солёные словечки, а то взрывы хохота. Да и пусть… что может случиться в самом сердце Южно-Африканского Союза?

– Есть вариант надавить на эфиопов, – негромко сказал Пономарёнок, не поворачивая головы.

– Та-ак… – Сниман чуть повернулся в потёртом седле, заинтересованно прищурившись на адъютанта, и крепче, чем следует, закусив сигару. Он давно воспринимает юношу не только и даже не столько как подчинённого, сколько как талисман, а с некоторых пор и как надёжного делового партнёра.

– В окружении Менелика[34] достаточно много людей, понимающих, что союз с британцами и итальянцами противоестественен, даже если речь идёт о войне с Сомали, их природным врагом, – неторопливо продолжил Михаил, – можно на этом сыграть.

– Британцы умеют обещать, – хмыкнул командующий, не скрывая усмешки.

– Они друг друга стоят, – равнодушно отозвался Пономарёнок, сдвигая чуть назад широкополую шляпу, и генерал рассмеялся хрипло, щуря глаза от табачного дыма.

– Что от нас требуется? – отсмеявшись, поинтересовался Сниман, отмахиваясь от наглого овода.

– Оружие и золото, как обычно, – с ленцой отозвался адъютант.

– Вечные ценности, – понимающе кивнул Сниман, – и что же изменилось для нас?

– Полковник Максимов решил сыграть на нашей стороне, – повернувшись к генералу, ответил Пономарёнок, улыбаясь во все тридцать два.

– Ха! – не найдя слов, командующий с силой хлопнул его по плечу, – Завербовали?!

– Или… – засомневался генерал, и его волнение передалось занервничавшей лошади, – игра русской разведки?

– Может быть и игра, – с некоторой меланхоличностью согласился адъютант, – иметь в виду такую возможность необходимо. Но вряд ли. Евгений Яковлевич прекрасный офицер и честно исполнил свой долг в минувшей англо-бурской войне. А в Российской Империи, стоило отношениям между нашими странами испортиться…

Он замолк, и Сниман кивнул понятливо. В начале войны Петербург видел англо-бурскую как некую кальку с Балканских войн, перенесённую на африканский театр военных действий. Буры-братушки, вся надежда на русского царя и конечно же – православное воинство, которое всё как один человек…

… а вышло иначе, и сильно. Власть по инерции размахивала поначалу заплесневелыми знамёнами совершенно нелепых идеологий и догм, а позже, после краткого периода растерянности, пришла в ярость.

Травли как таковой не случилось, но к некоторым героям войны Власть, а отчасти и общество, начали предъявлять какие-то нелепые донельзя претензии. Суть их сводилась к тому, что нужно было не побеждать, а Прославлять Российскую Империю, и непременно – в желательных Петербургу рамках! Даже если эти рамки обозначились уже после войны.