— Продолжай.
— Он не изменился. Разве что забот прибавилось.
— Понятно.
— Как ты понимаешь, ему необходимо знать твои намерения. Что ты собираешься предпринять?
— Ничего, — небрежно ответил я.
— То есть как? — Глаза ее изумленно расширились.
— По крайней мере в данный момент, — торопливо сказал я. — Сначала мне надо во всем разобраться.
— Вот оно что.
Второй ирландский волкодав вошел в библиотеку и тоже улегся у стола. Мы молча допили пиво, доели бифштексы и бросили кости собакам. Потом нам подали кофе, и неожиданно я понял, что испытываю по отношению к этой женщине самые настоящие братские чувства, которые, однако, я быстро в себе подавил.
— Итак, что новенького? — спросил я, отпивая кофе маленькими глоточками. Безобидная фраза, вполне естественная и абсолютно безопасная: ведь вряд ли она спросит в ответ, что я имею в виду.
— Все по-прежнему. — Она откинулась на спинку кресла и рассеянно смотрела в потолок. — Ничего особенного не произошло. Возможно, ты поступил умнее всех нас вместе взятых. Мне и самой здесь нравится. Но… разве можно забыть…
Я опустил голову, не зная, какое выражение придать своему лицу, и на всякий случай сказал замогильным голосом:
— Ты права. Это невозможно.
Пауза затянулась, и я понятия не имел, как вести себя дальше, но, слава богу, она заговорила первой.
— Скажи, ты меня ненавидишь?
— Ты с ума сошла! — воскликнул я. — Что бы между нами ни произошло, как я могу тебя ненавидеть?
Видимо, мой ответ ей понравился, потому что она улыбнулась, обнажив белоснежные зубы.
— Спасибо. Несмотря ни на что, ты — настоящий мужчина.
Я улыбнулся.
— От твоих похвал у меня может закружиться голова.
— Ну, это вряд ли.
И я почувствовал себя неуютно. Сидевшая передо мной женщина наверняка знала того, кто хотел погубить меня, и ненависть вспыхнула во мне с новой силой. Я едва, удержался от желания потребовать у нее ответа.
— И все же, что ты собираешься предпринять? — спросила она, и я невнятно пробормотал, не придумав ничего лучше:
— Все равно ты мне не поверишь.
— Как мы можем тебе верить?
Я решил запомнить это «мы».
— Вот видишь. Но я хочу доказать, что говорю правду, и для этого останусь жить в твоем доме. Тебе не составит большого труда следить за каждым моим шагом.
— А потом?
— Потом? Поживем — увидим.
— Умно, — сказала она. — Необычайно умно. И ты ставишь меня в неловкое положение. — (Честно говоря, мне просто некуда было идти, а деньги, полученные за шантаж, быстро таяли). — Оставайся, конечно, но учти, — она взяла в руки цепочку с брелком, висевшую у нее на шее, — что это — ультразвуковой сигнал для собак. У Доннера и Блитцера четыре брата, каждый из них прошел дрессировку, и они сбегаются по первому моему зову. Если они нападут все вместе, даже тебе не удастся долго продержаться. В Ирландии и волков-то не осталось после того, как там вывели эту породу собак.
— Знаю, — машинально ответил я, и тут же понял, что действительно это знаю.
— Да, — продолжала она. — Эрик останется доволен, когда я скажу, что ты — мой гость. Он вынужден будет оставить тебя в покое, а ведь ты только этого и добиваешься, n’est-ce-pas?