– Примите мои соболезнования.

– Если вы были знакомы с моим сыном, то наверняка понимали, что всё только так и могло закончиться. Сколько я ему ни говорила, сколько ни предупреждала, он не хотел меня слушаться. – Она уже обращалась не ко мне, а произносила вслух то, о чём думала. – Он не советовался со мной, не хотел, чтобы я догадывалась, чем он занимается. Пытался меня зачем-то выгородить. Но я чувствовала… простите…

Она повесила трубку.

Трудно сказать, что тяжелее: сознавать, что тебя нет и никогда не было, как Тиму, или что ты был, но другой, и что после тебя остались люди, которые о тебе помнят. Не ты, но и ты оставил в их жизни след. Если она узнала мой голос, вероятно, она бы узнала меня и внешне. И я бы её узнал. А что, если…

Мы поблагодарили нашу исландку за гостеприимство, вернулись на такси туда, откуда оно нас забирало, под прикрытием сгущавшихся сумерек вернулись к дирижаблю и взял курс вертикально вверх. Даже притом, что у нас были и некоторые деньги, и документы, перемещение на обычных средствах транспорта вроде самолётов могло сослужить нам дурную службу. Пересечение границ было чревато лишними вопросами, задержанием и потерей не только времени, но и свободы. Лучше уж было рисковать, что называется, по полной, вместе с дирижаблем, но при этом иметь определённую независимость и шанс в случае чего успеть сделать ноги.

План, которым я поделился с Тимом в гондоле (всю дорогу обратно я жутко нервничал, боясь, что к месту посадки уже стянуты вся полиция Исландии, но нет, обошлось) заключался в следующем: подняться до привычной недосягаемости, перелететь в Италию и там сесть где-нибудь в глуши, чтобы спокойно разведать знакомую мне лучше всего обстановку и кое с кем переговорить. Глушь в Италии, как ни странно, даже для такой махины, как наша, тоже можно найти. Я с этой целью выбрал симпатичный островок Капрая. Он примечателен тем, что на 200 человек населения там приходится 800 метров асфальтированной дороги и 50 километров береговой линии. Эдакая Фрисландия в миниатюре. До середины 1980-х он, как и многие острова Тосканского архипелага, использовался в качестве колония для преступников. Оставалось надеяться на то, что в этом мире его не превратили в парк аттракционов и не продали какому-нибудь зажиточному борцу с коррупцией.

Лететь от Исландии до Италии с нашей средней стратосферной скоростью пришлось почти двое суток. Зато мы удачно попали в ночь, так что приземлялись, как нам хотелось надеяться, не под прицелами зенитных установок или, во всяком случае, не в перекрестьях снайперских винтовок. Сели тихо и мягко, прямо на холмах над крохотным портом, смотрящим в сторону Ливорно. Надеяться на то, что аппарат не обнаружат с рассветом, не приходилось – всё-таки Италия, страна любопытных людей. Поэтому прямо утром мы вместе с Тимом направились к представителям местной власти, чтобы с ней договориться. Я играл роль переводчика, Тим – грустного и довольно богатого заморского учёного, который передвигается исключительно на дирижабле. Поверьте, я умею быть итальянцем. Местные власти остались довольны встречей и пообещали никого до нашего возвращения к «предмету исключительной научной ценности» не подпускать, включая всякие другие власти. Нам удружили быстроходный катер, и после завтрака мы отправились на Тоскану материковую. Где-то через три часа мы уже мчались в удобном пульмановском автобусе в Геную. Там мне предстояло провернуть опасную, но необходимую работёнку. Опасную в первую очередь потому, что если для мамы Люси я был покойником, то причиной такого печального поворота событий могла оказаться именно