…Выстывшая мастерская пахнула ей в лицо ледяной сыростью. Здесь казалось холоднее, чем на улице. Александра включила нагреватель, стоявший у постели, присела, тут же встала: покрывало было неприятно влажным. Женщину передернуло от одной мысли о том, что придется лечь в постель. «Все равно что спать в болотной тине…» Изо рта шел пар. Она коснулась окостеневшими от холода пальцами нагревавшейся, потрескивавшей электрической батареи. «Стоило несколько дней пожить в тепле, поспать в сухой постели, на выглаженных простынях, и все здесь кажется уже таким жалким, неприятным, уродливым!»

Сердце сжимала печаль. Александра боялась анализировать ее природу, но все яснее осознавала, что прежнее чердачное существование кончено. Ей была мила свобода здешнего существования, но теперь она не чувствовала себя свободной в собственной мастерской. Ожидание стука в дверь отравляло каждый миг. Прежде она ничего не боялась и даже редко поворачивала ключ в замке, находясь в мансарде днем. На ночь все же запиралась, но делала это не из страха, а в угоду общепринятым нормам. В центре города не спят с открытой дверью. Теперь же ей казалось мало двух поворотов ключа, мало одного замка, одной двери. Александра ловила себя на мысли, что боится каждого скрипа на лестнице.

«Хорошо, хоть Стас вернулся!» – малодушно подумала она и невесело усмехнулась этой мысли. Стас был плохой защитой уже потому, что их разделял целый нежилой этаж с провалившимися полами. Скульптор, привыкший возиться с арматурой, глиняными моделями и заливкой, физически крепкий, успешно защитил бы свою дряхлую музу, няньку и модель Марью Семеновну. Но случись что в мансарде, он слишком поздно узнал бы об этом.

Александра достала телефон и набрала номер родителей. Мать ответила незамедлительно, она ждала звонка.

– Похороны закончились? – тревожно спрашивала она. – Ты на поминки осталась? Имей в виду, у Риты высокая температура! Тридцать девять и два… Я хочу вызвать скорую, но она отказывается! Когда приедешь? Воюй с нею сама!

Художница приложила руку ко лбу, ей казалось, что у нее у самой поднимается температура.

– Мама, эту ночь я хотела провести в мастерской… Только эту ночь. У меня завтра деловая встреча в центре, и я боюсь опоздать, если поеду от вас.

– Прекрасно! – после паузы ответила мать. – Приехала поддержать больного отца, а вместо того оставила на нас еще и больную подругу!

– А как папа? – Александра не оправдывалась, она и в самом деле остро ощущала собственную вину.

– Как всегда! – отрезала мать. – Завел разговор о том, что не надо ему идти после Нового года в больницу. Каких трудов мне стоило его уговорить лечь на обследование! Там уже все готово и его ждут… Но нет, опять он на попятный! Ты мне нужна тут, понимаешь? Ты бы его уговорила! Он бы послушал тебя!

– А что бы я могла сказать? – возразила Александра. – Ты же знаешь, он всегда все решает сам.

– Так же, как и ты! Ну что мне теперь делать?

– Дай Рите трубку! – попросила Александра.

Послышался звук шагов, скрип двери, негромкий голос матери, окликавший Маргариту. Наконец, художница услышала знакомый голос, слабый и бесцветный. Даже по его звуку она могла бы определить, что у собеседницы жар. Та говорила, словно преодолевая препятствия.