– Просто-то как у тебя все, – фыркнула девушка. – «Выпорю», «заставлю»!

– А что в этом сложного? – пожал плечами Григорий. – Сходит Васька на конюшню, свое получит, и – под венец!

– А коли не виноват он?

Белов шумно выдохнул.

– Ты уж определись, виноват он али нет! – сердито произнес преображенец. – Может, девка твоя сама к нему в постель прыгнула!

– Да как ты смеешь вообще такое говорить! Глаша моя – девица порядочная!

– Тогда к чему ты все развела? – взвился Белов, недосып все-таки давал о себе знать. – Коли девка твоя честь блюдет, не даст она моему Ваське, и вся недолга! А ежели тебе заняться нечем, окромя что лясы точить, то во фрейлинскую ступай, там занятие быстро найдется, а мне на службу пора!

Не дожидаясь ответа, он развернулся и скрылся в соседней комнате, хлопнув дверью. Настя зло посмотрела на закрытую дверь и направилась во фрейлинскую.

Белов ворвался в караульную с таким перекошенным от злости лицом, что остальные офицеры предпочли молча сесть за карточный стол. Сам Григорий несколько минут кружил по комнате, сжимая и разжимая кулаки и бормоча что-то себе под нос.

– Гриш, может посты проверишь, время уже! – посоветовал Васильев, которому явно надоело это мельтешение перед глазами.

– А сам что? – огрызнулся тот.

– Фортуна у меня, она дама капризная! – Преображенец развернул веер карт, демонстрируя приятелю. – Спугнуть боюсь! А ты все одно круги наматываешь, так пройдешься.

– И то правда! – Григорий вышел и начал проверять посты.

Солдаты при виде офицера стояли навытяжку, бодро рапортуя об отсутствии происшествий.

Проверив караул у входов, Белов направился в часть парка, которая примыкала к Зверинцу. Как любого зверя, преображенца завораживала дикая красота лесов, раскинувшихся вокруг регулярного парка, в котором все растения были стрижены по последней франкской моде.

Гвардеец шел, даже не замечая того, что шаг начал пружинить, точно у волка. Глаза засверкали, а в нос ударил сонм ароматов: олени, недавно подходившие к забору, кто-то из придворных дам, предававшихся плотским утехам прямо на земле и тревожный запах вчерашнего зверя, заставивший Григория оскалиться и глухо зарычать. Впрочем, тот запах был едва различим, следовательно, волкодлак более не появлялся в парке.

Дойдя до конца аллеи, преображенец безошибочно скользнул в пышные кусты.

– Иван! – кликнул он.

– Ваш благородие? – отозвался солдат.

Вопреки уставу, он не стал замирать перед офицером навытяжку, но Белов и не настаивал.

– Все спокойно? – поинтересовался он.

– А как же! Тихо, как у Всевышнего за пазухой! – усмехнулся Иван, опуская пищаль прикладом на землю. – Токмо господа с барышней неподалеку изволили развлекаться. Так стонали и ахали, что всех зверей распугали!

– Бывает, – усмехнулся Григорий.

– Так что если зверь и был, то после таких стонов убёг, боясь, что и его снасильничают! – мстительно продолжил солдат.

– Иван, ты уж который год служишь, а будто к нравам дворцовым не привык! – возмутился Белов.

– Служу уж, наверное, тридцатый год, как бы не больше, а к блуду этому, Григорий Петрович, звиняйте, не привыкну! Не божье это дело – по кустам с девками прятаться и голым задом сверкать! Ибо таинство брака и зачатия священны!