Задернув окна кареты, Шувалов откинулся на подушки, размышляя о своем деле, в котором был лично заинтересован. Графу все казалось, что он упускает что-то важное. То, что могло дать нужные ответы. Оставалось лишь правильно задать вопрос. Это и было самым сложным.

«Люди не идеальны, кто-то да ошибется!» – напутствовал Александра Шувалова когда-то Яков Брюс. Учитель наверняка давно все понял и указал бы виновных. Во всяком случае, сам начальник Тайной Канцелярии искренне в это верил.

Граф еще раз прокрутил в памяти все события.

Единственная зацепка, которая была у него – дом мадам Амели, где все и встречались. Но, с другой стороны, где встречаться, как не в доме Свиданий.

Мадам Амели… Шувалов знал её достаточно давно. Не раз пользовался услугами её девочек как осведомителей; остальным, правда, брезговал, хоть и предлагали… Могла ли хозяйка, так усердно сотрудничавшая с Тайной Канцелярией, быть в чем-то замешена? Почему бы и нет?

На этих мыслях граф устало прикрыл глаза. Исходя из этой логики, замешан может оказаться весь двор. Нет, камер хватит на всех, да и палачи найдутся, но дальше-то что?

Вряд ли государыня будет довольна происходящим, этак и в ссылку самому отправиться можно. Значит, надо искать, перевернуть каждый камень, но найти того, кто похитил бумаги Якова Вильямовича.

Вздохнув, граф открыл папку из темной кожи и начал перебирать листы со своими записями. Шувалов помнил их наизусть и все равно в полумраке кареты до боли в глазах вчитывался в слова, словно надеясь прочесть что-то новое.

Зацепка постоянно ускользала… Появление невесты Белова в столице, мертвый крестьянин, солдат, научившийся преображаться в пса, оборотень, кружащий вокруг ведьмы… А ведь все началось с того, что Платон Збышев угодил в крепость – эти документы тоже были подложены в папку, граф затребовал их, но так и не удосужился прочитать.

Теперь время нашлось. Прочитав свидетельства тех, кто дал показания против отца Насти, Шувалов выругался и затем дернул за шнур колокольчика, останавливая экипаж.

– Разворачивай в крепость, – мрачно приказал кучеру. – И поживее!

Кучер послушно исполнил приказ. Карета влетела в ворота. Не дожидаясь, пока кони притормозят, Шувалов выскочил и вновь направился к Кронверкской куртине, вихрем ворвался в пыточную.

– Где?

– В камере, оттащили… – палач деловито сворачивал кнут. – Да вы не волнуйтесь, ваше сиятельство! Все сделано так, как вы приказали… жить будет!.. наверное…

– Наверное?

– Совсем слабый оказался… – палач надел рубаху и рукавом утер пот со лба. – Жарко сегодня…

– Где камера?

– Пойдемте, провожу.

Волков лежал на соломе и стонал. Вся спина была испещрена розовыми следами от кнута. Кое-где кожа лопнула, и теперь там виднелись кровоподтеки. Глаза заключенного были закрыты.

– Я же сказал: не убивать и не калечить! – резко произнес начальник Тайной канцелярии.

Палач вздрогнул всем телом.

– Дык это… – забормотал он. – Слаб оказался… я ж только кнутом слегка и на дыбе того…

– «Того»! – передразнил Шувалов, втайне радуясь, что может хоть на ком-то выместить свое раздражение. – Теперь вот силы на него трать…