Она взглянула на Григория, тот с видимым безразличием пожал плечами.

– Батюшка всегда такой был…

– Нет, Гришенька, ссорились вы много, но он от тебя не отказывался ни когда ты против воли его в полк записался, ни когда звериную душу в довесок получил, а тут…

– А тут честь рода, будь она неладна!.. – Белов тяжело вздохнул и снова смахнул пот со лба. – Окно распахнуто, а все одно – душно.

Он прошелся по комнате и вновь опустился в кресло. Посмотрел на осколки, усыпавшие пол.

– Надо Ваське сказать, как появится, чтоб плотника позвал, – ни к кому не обращаясь, произнес Белов.

– Петр у меня плотник, – глухо отозвалась Настя.

Она выглянула из окна, окликая верного слугу. Тот явился почти сразу. Поохал, поцокал языком.

– Этот ж какой ирод такое сделал? Выпороть бы его так, чтоб неделю не вставал! – сокрушался мужик, ощупывая погнутую раму. – Раму сделаю и стекла вставлю… материалу бы…

– Будет тебе материал, – оборвал его Григорий. – За сколько сделаешь?

– Ну… коли материал ваш, недорого возьму, но еще работа…

– По времени за сколько? – рявкнул Белов.

Петр испуганно посмотрел на него.

– Дня за три управлюсь.

– А быстрее?

– Можно и быстрее, коли Настасья Платоновна позволит, – мужик опасливо покосился на хозяйку.

– Петр, займись окном, – устало распорядилась Настя, старательно отворачиваясь, чтобы слуга не заметил ее покрасневшие от слез глаза.

– Как скажете, барыня, – привычно ответил тот и поклонился. – Так я пойду?

– Иди.

– Хорошо, что окон много, – вздохнула хозяйка дома. – На этом пока ставни придется закрыть.

Она подошла к окну, вгляделась в темные тучи, собирающиеся над заливом.

– Надеюсь, Саша ваш успел добраться до церкви. Буря надвигается, – произнесла ведьма.

Настя вздрогнула. Что-то подсказывало ей, что Бутурлина говорила не только о погоде.

Гроза началась, едва успели закрыть ставни. Не на шутку разыгравшийся ветер принес огромные темные тучи. Деревья в саду угрожающе скрипели, а на чердаке дома завывало. Из-за закрытых ставен молнии не было видно, но раскаты грома грохотали так, что казалось, дом подпрыгивал. Две девки, подметавшие пол от стекла, каждый раз испуганно вздрагивали и крестились.

– Да будет вам! – строго прикрикнула на них хозяйка дома. – А то вы раньше гроз не видали!

– Так ведь это – особенная, – возразила одна из горничных.

– И чем же она такая особенная?

– Громкая шибко. Говорят, в такую грозу нечисть просыпается, людей соблазняет на дела греховные.

– То-то ты и крестишься вместо того, чтобы работать, – фыркнула Анна Михайловна.

Девка ойкнула и послушно схватилась за веник. Вскоре все стекла были убраны, и о явлении Ивана напоминала лишь гнутая оконная рама.

– Пойду, посмотрю, что там Аксинья делает, Александр Борисович борщ заказал на обед, – Анна Михайловна встала.

Задремавший в кресле Белов, заслышав шорох платья, тут же вскочил – сказалась давняя выучка.

Хозяйка дома с улыбкой взглянула на заспанного, все еще пошатывающегося от слабости преображенца.

– Шли бы вы в постель, Гриша, – миролюбиво заметила она. – Друг ваш вряд ли в грозу вернется, а вот Александр Борисович может и попрекать меня будет, что я – ведьма и уморить вас хочу.