А вот то, что я весь покрыт белесой скользкой слизью, было неприятно.

– Тут есть душ? – спросил я.

Голос звучал странно. Не просто чужой, все в речевом аппарате было устроено чуть иначе, немецкие слова звучали с каким-то смешным шипящим акцентом, а горло напрягалось, когда я говорил.

Еще безумно хотелось есть. На столе громоздились горы еды – овощи, жареная курица, куски не то рыбы, не то мяса, графины с водой и какими-то напитками.

Но еще больше хотелось вымыться.

– В дальнем конце, я проведу, – встала Эми.

Я посмотрел под ноги. Мерзко выглядящая лужа, с какими-то белыми вкраплениями… это что, мои зубы?

– Я все уберу, пойдем, пойдем, – позвала жница.

– Где Джагерд? – спросил я коменданта.

Та с любопытством смотрела на меня.

– Он больше не нужен.

– И… где он?

– Он жив, если ты беспокоишься о нем. Стражи его увели.

Все-таки подозрение на моем лице оставалось, потому что Мар покачала головой.

– Тебе обязательно надо будет с ним пообщаться. Он жив, хотя крайне расстроен увиденным. Даже пытался подраться со стражей. Иди, приводи в себя порядок.

Мар бросила в рот вареную картофелину, добавила:

– А то отбиваешь аппетит.

– Картошка? – почему-то удивился я.

– Да. От Продавцов.

– Они же… картошку делать не умеют…

Мар громко расхохоталась.

– Что? Все они умеют. Но на каждой планете они объявляют несколько продуктов и предметов недоступными для копирования. Это поддерживает местную экономику и дает аборигенам повод гордиться собой и строить конспирологические теории. На Земле, значит, картошку выбрали?

Почему-то это меня добило. Я неуверенно сделал несколько шагов. Фигура у тэни оказалась совсем другой, центр тяжести смещен куда-то к пузатому животику и заднице. Еще я стал меньше ростом, даже ниже, чем когда был обычным человеком.

Оставляя за собой скользкие пятна, я пошел вслед за терпеливо ждущей Эми в душевую.

Душ был хороший, с мощным напором. Краны с пятигранными ручками – может быть, тут пятиугольники считаются благоприятными для гигиены, как треугольники – для приготовления пищи?

Я вымылся с густым, пахнущим пряными цветами душ-гелем из банки (тоже местная продукция, ни одного символа на этикетке не понять). Вытерся, постоял у запотевшего зеркала, висящего на стене, изучая себя.

Тэни. Пожилой, розовый и с залысиной.

Залысина почему-то злила сильнее всего.

На руках четыре пальца, но неудобства я отчего-то не испытывал. Может быть, гитарист или фокусник страдал бы, а я как-то сразу привык. На количество пальцев на ногах мне вообще было плевать. Не копыта, и ладно.

А что делать-то?

Я теперь Измененный, пусть и странный. Для Аны я символ восстания (не лидер, а именно символ). Для Мар – разведчик, который сможет исправить случившийся косяк. Я – часть армии Инсеков, сражаюсь с такими же Измененными, служащими Прежним.

На Землю мне вернуться не светит.

Наверное.

Если, конечно, в руках у меня не окажется такой ценности, что Инсеки и Гнезда смирятся с моим пребыванием на Земле, с тем, что я стану продуцировать смыслы, достающиеся Прежним.

Вроде бесцветного кристалла, да?

Да.

Я потрогал пальцем зубы. На вид как человеческие, хоть и не мои. Я осторожно их пересчитал. Сколько у человека зубов? Тридцать шесть? Нет, тридцать шесть – это температура… Тридцать два. Но четыре из них – зубы мудрости. Значит, двадцать восемь? У тэни было сорок четыре.