Атаку на Митрича он начал было через его старшего сына, но быстро просчитал, что тот права голоса в финансовых вопросах не имеет, да и вообще никто не имеет, кроме самого Митрича, который единолично принимает все решения и крайне редко выставляет их на всеобщее обсуждение — только самые рискованные, чтобы в случае неудачи или убытков была возможность переложить вину за проигрыш на всех.
Зайдя издалека, Борька предложил Митричу подумать о собственной сети сбытчиков, аргументируя такой важный шаг хорошим качеством нового товара, полученным в результате усовершенствования процесса.
— Отдавать практически чистый морфий по цене чуть выше опия-сырца — это глупость несусветная. Я не знаю, какую цену дает ваш купец, но у татарвы такой товар меняется по весу, за грамм морфина — грамм золота.
— Эх ты… — крякнул, не сдержавшись, Митрич. — Ну да разговор наш ни о чем, за морем телушка — полушка, да рупь перевоз, знаешь? Где нынче эту твою татарву искать, ты подумал?
— Я вот о чем толкую: надо самим искать выход на деловых людей, дать пробную партию, немного, но это должен быть очень качественный товар, и договориться с ними о количестве и сроках поставки. Можно на ключевых перевалочных точках маршрута ваших парней расставить — чтобы и качество, и количество товара контролировали, сроки держали и оплату без задержек доставляли сюда.
— Да этих олухов на такое дело пускать нельзя, — отмахнулся казак. — Они ничего не смыслят в наших делах, а вот пойти в загул — это с дорогой душой! Пробовали уже не единожды их к делу приставить — одни убытки от лоботрясов. Да и возраст у них призывной — загребут на войну на первом же вокзале. Нет, пусть дома сидят, так спокойней всем будет.
— А вы справку можете сделать в госпитале каком-нибудь на меня, что я комиссован? — прямо спросил Борис.
— Ты к чему это клонишь, мил человек? — протянул Митрич, прищурившись.
— А к тому, что полезность свою, чтоб долю справедливую получить, я на выпарке опия никогда не покажу, а вот если смогу увеличить доход в несколько раз, вот тогда никто не сможет мне сказать, что доля справедливая мне не положена, — с жаром произнес Вайнштейн.
— Так деньги любишь? — деланно удивился Митрич.
— Да, и не скрываю это, а еще больше я люблю большие деньги, и на сегодняшний день заработать их я могу только у вас.
— Ладно, ты сказал, я услышал, — хмыкнул Митрич. — Поешь ты складно и сладко… Ишь, чего придумал, грамм на грамм, где ж это видано-то такое… Ладно, обдумаю на досуге.
Досуг вылился в полтора месяца, но сделано было многое. Куплена была справка о комиссовании по ранению на имя Виктора Гиреева, не новая, но очень приличная одежда и чемодан с ремнями и пряжками. Буржуйский, как окрестил его Борис сразу, когда увидел.
— А эта красота мне зачем? Я не фраер! Мне наоборот — надо быть потише да пониже.
— Чемодан не простой, там донышко хитрое, как товар повезешь? Не подумал, дурья твоя башка?
— Да кто ж такие вещи в чемоданах возит? — возмутился Вайнштейн. — Его на первом же шмоне или патруль, или деловые вскроют. Тут надо что-то другое придумать.