— Ну а вы-то, Петр Ильич, какими судьбами здесь очутились? — осмелился спросить Борька.
— Да все просто, — пожал тот плечами. — Я могу вам рассказать. Послали меня как передового агронома на сельскохозяйственный слет в Узбекистан, передовым опытом по выращиванию конопли делиться с местными. Две недели читал доклады, возили меня по разным колхозам, которые и на колхозы-то не похожи, везде бывший бай однозначно председатель, а жители его собственных аулов — стали его колхозниками. К концу третьей недели засобирался я домой, а тут кто-то записку мне ночью под дверь подсунул. Без подписи и адреса, печатными буквами. Моя семья, семья сестры арестована, у нее муж, бывший прапорщик, служил у Тухачевского. Меня арестуют сразу, как вернусь. У меня все внутри оборвалось, такая пустота вдруг и холод… Надо бы бежать, да вот куда, кому я нужен, кругом чужие люди, и возвращаться нельзя, и не возвращаться нельзя, а вдруг это ошибка… Всю ночь не спал, прикидывал, что и как. А наутро наши братья-казачки ко мне в гости пожаловали, шапки ломали, просили помочь, хорошие деньги сулили, а я возьми им и скажи: сделаю все, о чем просите, денег не надо, укрыться мне надо так, чтобы никакой чекист меня два-три года найти не мог, а потом сделать документы на другое имя и оплатить дорогу на Алтай — у меня там соученик и коллега давно живет, все время к себе зовет… На том и порешили. На рассвете я выбрался незаметно из общежития, как они сказали — ничего с собой не взял, ни вещей, ни документов, и вот печальный, но закономерный итог моего малодушия — я раб, привилегированный, но раб — ни документов, ни имени, ни-че-го… Есть только труд на благо казачков, корм и стойло… Этакий коммунизм наоборот — от меня по потребности, мне — что их благородия сочтут нужным мне выдать… Про договор наш даже и не вспоминают нынче… Поначалу я права пытался качать, бастовал, отказывался работать, так они на меня Игната с нагайкой напустили… Вот так бесславно закончились все мои выступления и демонстрации… — Петр Ильич надолго замолчал, задумчиво глядя в окошко. Наконец он очнулся.
— Ну-с, что-то я разговорился не в меру, по третьей, уважаемый Виктор Гиреев, инженер-путеец? — предложил. — Да и пошел я на боковую. А вторую бутылку оставляю вам, милейший. Употребите оную по собственному разумению или возьмите с собой, когда в гости ко мне зайти надумаете. Приличный напиток здесь днем с огнем не найти, только местное пойло, что из молока забродившего делают. А сие есть поздравительные подношения к этому дню от наших казачков, помнят, так сказать, и свято блюдут. Иезуиты доморощенные…
Он горько ухмыльнулся и, отставив стакан, пошатываясь, ушел к себе.
Хмель с Вайнштейна слетел моментально. Он понял: в который раз рушились все его планы и расчеты на скорое богатство и свободу. Нужно было что-то срочно придумать, какую-то хорошую комбинацию, и уйти надежно, рубанув все концы, чтоб не нашли, даже если б захотели. Поэтому вторая бутылка переместилась в угол горницы и была моментально забыта. До утра Борис сидел и бесконечно просчитывал варианты и возможности. Нужно было придумать такой план, чтобы не просто уйти, а уйти с деньгами или товаром, а лучше и с тем, и с другим.