Рико сидел в пустом вагоне поезда, который мчал его из Кобленца в Висбаден. На душе царила сумрачная тоска, и он даже не очень удивился, когда увидел незнакомое лицо, внимательно рассматривавшее его через стеклянную дверь купе.

Коллета дал бы на отсечение самое дорогое, если бы кто-то засомневался, что незнакомец является американцем, хотя на роже у парня ничего такого написано не было. Стрижка гражданская, фуражка «шмидтовка», плащ довольно дорогой, каких американцы и не носят вовсе…

Незнакомец отодвинул дверь, шагнул в купе, присел напротив Рико и спросил:

– Майор Коллета?

– А ты кто? – вопросом на вопрос ответил Рико.

Незнакомец ласково улыбнулся, положил на стол руки в перчатках и сказал:

– А я, милейший, экзекьютор общества Джона Берча. Слыхал про такое? Скажу тебе по секрету, что от одной очень серьезной организации нам стало известно, что ты – скотина и предатель. Ты знаешь, что общество Джона Берча безжалостно к предателям Америки. Поэтому филиал общества, базирующийся в наших армейских частях в Германии, вынес тебе приговор о высшей мере наказания…

Рико слушал незнакомца, и холод парализовывал его душу. Кто из американцев не знал об обществе Берча, занимавшемся преследованием врагов Америки? При этом в разряд врагов мог попасть любой, а расправы они творили самые дикие.

«ЦРУ специально подставило меня», – догадался Коллета. Эта мысль огненным шаром промчалась по его сознанию, заставила взвиться на месте и вцепиться в горло незнакомцу. Тот не ожидал такого наскока, на секунду опешил, но затем двумя ударами кулаков под ребра отбросил Рико на сиденье. Майор скрючился от боли, а незнакомец достал из кармана футляр, вынул из него маленький шприц и через одежду всадил иглу Рико в бедро. Затем осмотрелся и не спеша покинул купе. Через несколько секунд майор Коллета стал синеть, и по телу его пробежала короткая судорога.

Данила вышел из вагона в нагольном тулупчике, енотовой шапке-треухе и высоких меховых сапогах. В руках он держал военный вещмешок с подарками из Темниковских лесов – барсучье сало от всех болезней, соленого леща, настойку на лесном анисе и мех чернобурой лисы для Светланы. Булай шел энергичной походкой, на лице его розовели подпалины от мороза. Наконец увидел ее и широко улыбнулся, блеснув глазами. Подбежал, крепко обнял, прижался щекой к ее щеке. Сердце ее билось воробышком от счастья, и весь белый свет сузился до этой родной, холодной щеки, до запаха енотового меха и звука его голоса.

– Светуня, сердечко мое, ты пришла…

Между ними жило чудо любви, и они были очень счастливы от этого, неважно, в разлуке они были или нет.

– Девочка моя, мне с тобой сладко, – обязательно говорил Данила в те часы, которые они проводили вместе. И это не было преувеличением. Она приносила ему в душу состояние сладкого покоя, блаженства.

То же самое происходило и с ней. Они могли считать себя идеальной парой, потому что между ними не было психологических проблем или нестыковок. Хотя Булай понимал, что во многом это заслуга Светланы, которая очень мудро и любяще уходила от существенных споров, мягко соглашалась с любыми его суждениями. Она инстинктивно выбирала главное – счастье подаренной судьбой гармонии с этим ставшим для нее единственным мужчиной.