Флегонт впервые видел такую каторжную жизнь. Было непонятно, удивительно, почему лошаденки не взбунтуются и не разбегутся, почему слушаются хозяев, от которых получают одну тяготу.
Переезд тянулся два месяца. При расчете Флегонт попросил купца продать ему одну упряжку. Тот согласился. И Флегонт до весны уже не мерял тайгу шагами, а ехал в санях. Тут он много раз благословлял природу, создавшую таких замечательных друзей человеку, как северный олень, верблюд, конь. Благодаря своей якутянке, как называл лошаденку, он ехал в стороне от больших дорог, по которым моталось опасное для него начальство.
В конце апреля беглец оказался у большой реки. Она лежала под готовым сломаться льдом. На берегу собралась кучка проезжих и прохожих. Всем надо было на другой берег, но никто не решался первым ступить на лед. Все с немой, но явной надеждой обернулись к Флегонту.
Ледоход на этой реке всегда тянулся долго. А Флегонт опасался долгих встреч с людьми, решил не застаиваться и тут — пустил якутянку через реку. Больше чем наполовину проехал благополучно, а потом лед затрещал, двинулся, полез льдиной на льдину. Флегонт, захватив багажишко, выскочил из саней. Вскоре он очутился в ледяном крошеве, а после этого уже не видел ни лошаденки, ни саней. Погруженный по шею в ледяную кашу, он во всю мочь пробивался к берегу. Ноги наконец коснулись дна, руки схватились за веревку, брошенную кем-то с берега. Без сознания, полумертвого вытянули Флегонта из реки и тотчас увезли в ближайшую деревню, к бабушке-знахарке. Она привела его в чувство, вылечила от простуды, снарядила и благословила в дальнейший путь. За все это попросила только один разочек отслужить молебен о ее здравии.
— А где служить-то? Я ведь бездомный, — признался Флегонт.
— В сердце у себя, памятью, — подсказала знахарка. — А лучше всего помощью несчастным. Как тебе, так и ты…
Для Флегонта снова началось великое пешее хождение, трудные поиски еды, ночлега, голод, холод, опасные встречи и неутихающая тревога: вот узнают, задержат, отправят обратно, наденут кандалы, не дадут повидаться с родителями, рассчитаться с братом-предателем.
Через два года после побега с каторги кузнец Флегонт стукнулся в родительский дом. Ворота открыла мать, отец был уже так слаб, что не вставал с постели. Да и мать жила только молитвой: «Господи боже, придержи смертушку, дай мне повидаться в сей жизни с несчастным сыночком!»
— Здравствуй, мамаша! — сказал кузнец, не входя во двор. Он привык за время скитаний остерегаться во всем.
— Флегонтик… сыночек?! — выдохнула старушка, и веря и не веря. Он был до неузнаваемости не похож на себя прежнего. Худой-худой, точно одни оглоданные кости, оборванный до того, что в дырья глядело голое тело, и такой седоволосый, будто сильно намыленный.
Она схватила его за рукав, потянула во двор, в дом, подвела к постели умирающего отца. Все прижались друг к другу головами и долго сидели так в полном молчании.
Потом мать спохватилась: «Устал ведь, голоден!» — и зашмурыгала по дому, собирая на стол. И вдруг встревожилась: