— Пойдем, веселее будет.

— Моя возьмет кой-чего.

Лётный вернулся к лавке.

Хозяин начал укладывать вещи в большой мешок. Он брал папиросы, мыло, духи, одежду, обувь и, рассматривая, рассуждал:

— Какой хороший штука! — и совал в мешок.

Наполнив мешок, часть вещей выкинул и заменил другими.

— Ты скоро? — торопил лётный.

— Моя не пойдет.

— Тогда я один.

— Нет, стой, моя возьмет самый хороший вещь. — И опять начиналось перекладывание.

Лётному надоело ждать, он пошел.

— Постой, не бросай меня! — Лавочник схватил мешок и побежал догонять.

— Оставь его!

— Чем будем жить, чем будем торговать?

— Возьми только деньги.

— Моя мало денег, я недавно купила много товар.

Лётный уходил. Лавочник стоял в тяжелом раздумье. Но потом, за много верст от Горного Спая, он догнал лётного и сказал:

— Я бросал весь товар. Моя думает, здесь не будет купи его.

— Определенно не будет. Все ушли, никто не любил это место. Здесь они сидели в тюрьме, хотя и считались на воле.

— Бедный я человек! Бросал свой родина, бросал свой товар, лавочка, остался голый рук и голый ног, — пожаловался торговец.

— Ноги-то ходят, ведь! — утешил его лётный. — Голова, руки на месте, а все остальное будет.

И оба изгоя дружно зашагали через таежное бездорожье искать себе новую родину — Свободу.

Расправившись с Флегонтом-старшим, Юшка повел свой отряд по заводам и рудникам к югу.

В каждом заводе и руднике приставали к отряду новые люди, отдавали Юшке свои руки и волю. Он щедро исполнял былые обещания: уцелевших жандармов топил в заводских прудах, шпионов хоронил в шахтах, богачей переселял в лачуги.

— Поживи, узнай, каково!

Сам Юшка неизменно ехал впереди, часто с непокрытой головой. Ветер трепал его буйные огненные волосы. На нем были сапоги с серебряными подковами, плисовые шаровары и рубаха из красного сатина. За плечами висело ружье, с правого бока — револьвер.

За Юшкой ехали его любимцы — Бурнус и Галстучек. За любимцами — десяток гармонистов с большими двухрядными гармонями.

Иногда Юшка встряхивал волосами и командовал:

— Песню!

Запевалой был рабочий Иван Буйно. Начинал он всегда с какой-нибудь революционной: «Вихри враждебные веют над нами…» или «Отречемся от старого мира…»

А заканчивал особо любимой:

Гармонисты широко, во все мехи, растягивали гармони. Юшка шпорами подбадривал своего иноходца. Конь кидался вперед, сдерживаемый поводьями, плясал и храпел, взвивался на дыбы, пытаясь сбросить седока, но Юшка, подобно камню, врастал в седло и смеялся:

— Шалишь, голубчик, шалишь!

Песню подхватывал весь отряд, а затем — быстрый горный ветер и разносил, казалось, по всему Уралу.

Ирина, ехавшая позади отряда в особой санитарной бричке, при этой песне обычно не подпевала, а втихомолку, отвернувшись, плакала.