Безупречная репутация Абрама Александровича в литературных и окололитературных кругах позволяла ему быть вхожим во все издательства и редакции, он знал заранее о знаковых публикациях и посвящал нас, советуя, на что обратить внимание. И мы, вооруженные этим знанием, с утра занимали очередь у газетно-журнальных киосков, чтобы первыми схватить новинку.
Абрам Александрович любил дискутировать на лекциях, но интересовали его суждения только мужской части курса, да и то далеко не всей, ну а женскому составу он и вовсе отказывал в способности оригинально мыслить.
Был он пухленьким, лысоватым, невысокого роста пожилым человеком, бойким и чуть красующимся своей оригинальностью. Но мы этот маленький недостаток ему легко прощали, мы испытывали гордость, что на нашем пути встретился такой необычный педагог, такая интересная личность.
Благодаря Абраму Александровичу и ректору Радомысленскому, нам довелось одним из первых увидеть воочию опального Солженицына. На втором курсе мы поставили его рассказ «Случай на станции Кочетовка» и после долгих переговоров и обещаний, что в аудитории не будет ни прессы, ни людей со стороны, нашим педагогам удалось уговорить Солженицына встретиться со студентами.
Встреча эта произвела на меня гнетущее впечатление. Самую большую аудиторию – номер пять – студенты заполнили под завязку, в воздухе повисло напряженное ожидание, и вот появился Солженицын – высокий мрачный человек. Беседа завязалась не сразу и прекратилась на третьем же вопросе из зала. Совершенно неожиданно Солженицын резко сказал: «Вы меня обманули! Здесь присутствует пресса! Я ухожу!» И он действительно встал и ушел.
Поведение его показалось мне удивительным: трудно было не заметить, как сильно он напуган с самых первых мгновений нашей встречи. Но я так и не поняла, почему Солженицын решил, будто среди нас есть журналисты. Не запомнила я и вопроса, который стал поводом для столь бурных эмоций.
Мы оказались последним курсом, на котором преподавался предмет «манеры». Очень нужный предмет для исполнения ролей классического репертуара, а когда расширилось наше международное общение, для жизни тоже. Да и на родной почве приятно общаться с хорошо воспитанным человеком.
Манеры преподавала нам Елизавета Волконская – самая настоящая княгиня. На первом занятии мы ждали, что к нам войдет старуха в седых буклях и длинном платье с буфами. А влетела легкая, тонкая, коротко стриженная седая женщина, голубоглазая, с аристократической горбинкой на носу и яркой помадой на губах. Длинными пальцами она держала сигарету. Образ ее завершали короткая юбка по моде тех лет и туфли на шпильке, подчеркивающие красивые ноги.
Княгиня была очень смешливая, остроумная и строгая. Она научила нас многому. Как носить длинные юбки с треном – то есть с хвостом, красиво волочащимся по полу, на метр, а то и на два длиннее самого платья. И как в этих юбках поворачиваться изящно: и чтобы самой не упасть, запутавшись в длинном хвосте, и чтобы сценическая пыль, собранная хвостом, не летела в лица зрителей первых рядов. Ну и чтобы остальным участникам действия на этот хвост не наступить, тоже надо было учиться. Как изящно сидеть, как держать сумочку и зонтик. Как снять перчатки и шляпку и отдать их «прислуге» вместе с сумочкой и зонтиком, ничего при этом не уронив. И как выглядеть свободной и элегантной. И как пользоваться столовыми приборами. И как мальчикам пользоваться цилиндром и тростью, как целовать руку даме. Как и в каком порядке представлять своих друзей и близких. Как правильно есть мясо или рыбу. Как поступать, когда видишь незнакомое блюдо и не знаешь, каким прибором пользоваться. Как вести светский разговор, как принимать и провожать гостей, и что недопустимо при общении со знакомыми, но не очень близкими людьми.