Совершенно очаровательная, крохотная, по-домашнему уютная, старенькая служительница нашего тесного гардероба, где мы снимали верхнюю одежду, Софья Ароновна, всегда сидела за столиком перед дверью. Она все про всех знала и всех помнила по имени: и новых учеников, и тех, что давно окончили вуз.

После нас училась в школе-студии наша дочь Юля, а после нее – наш внук Андрей. В стенах старой школы сделали ремонт, объединили все наши огромные аудитории в единое пространство, разделяемое, если нужно, тканевыми перегородками. Вместо склада костюмов под лестницей теперь кафе, а на месте нашей столовой у теперешних студентов сцена. Аудитории школы-студии переехали в здание пельменной, где мы в первый раз трапезничали с будущим мужем. Кабинеты там маленькие, с низкими потолками, коридорчики узенькие, и нам, старым студентам, жаль огромных светлых окон и высоченных потолков – жаль утраченного размаха!

Когда мы учились на третьем курсе, в Москву на гастроли приехал итальянский театр под управлением Луиджи Скуарцина. Персонажей, не говорящих текст, итальянцы с собой на гастроли не возили, а обращались за помощью в театральные школы. И вот к нам в институт заявились просители в поисках двух красивых девочек на бессловесные роли манекенщиц. Просмотрев варианты, итальянцы выбрали с нашего курса Сашу Дорохину и меня: я блондинка, она брюнетка. Нам было лестно, что выбрали именно нас, и в день спектакля мы, гордясь своей красотой, явились на утреннюю репетицию – гастроли проходили в театре им. Вахтангова. Нас привели на сцену и представили симпатичному, импозантному человеку лет сорока. Им оказался сам Скуарцина. Он спросил, на каком языке нам удобнее общаться: французском, английском, немецком или, может быть вдруг, на итальянском? Под ложечкой засосало. Наш французский – почти в зачаточном состоянии, английский сознательно забыт, чтобы с французским было легче разобраться, да и забывать было особенно нечего. Про немецкий с итальянским и говорить не стоит. Так что, опустив очи долу, мы сообщили, что лучше всего понимаем русский. «Ага, значит, с переводчиком», – легко согласился Скуарцина, нимало не смутившись. С помощью переводчика он объяснил, что нас пригласили на роль средневековых манекенщиц, что двигаться предстоит не простым, а особым шагом, через всю сцену, от одного портала к другому. Он показал, каким именно шагом следует идти, и мы этот шаг быстро освоили, несколько раз прорепетировали, и Скуарцина нашу работу одобрил. Закончив репетицию, мы пошли примерить очень красивые костюмы и с легким сердцем отправились в институт, чтобы к вечеру вернуться уже на спектакль. В институте, поразмыслив, мы решили, что раз мы самые красивые, то можем простить себе конфуз с незнанием какого-либо из предложенных иностранных языков. Настроение улучшилось, носы от гордости поднялись на нужную высоту, и мы рассказали ребятам, что за чудесное действо нам предстоит.

Вечером мы отправились на спектакль прошли в гримерную, оделись – наш выход был вскоре после начала, – и вдруг я увидела туфли! С ужасом я поняла, что утром в волнении мы померили только платья, а обувь-то нам не предложили! Передо мной стояли туфли 40-го размера, а у меня 36-й, и пройти ходом, который показал Скуарцина, от портала к порталу, я в этих лыжах никак не смогу, несмотря на свою «неземную красоту». В панике я выскочила из гримерной в общий коридор и громко затараторила по-французски: караул, туфли так велики, что я не могу в них шагу ступить, не смогу даже просто выйти на сцену, как же так случилось, что мне не предложили померить обувь заранее?! Из гримерных вышли прелестные итальянские актрисы и стали меня успокаивать, сказали, что туфли есть всех размеров, поскольку они много гастролируют и берут на роль манекенщиц местных девушек с разными размерами ноги. А главное, они удивлялись, почему я молчала, что говорю по-французски. Я поняла абсолютно все, что мне говорили, но продолжала нервничать и попросила, чтобы мне скорее принесли туфли: я должна убедиться, что смогу в них нормально двигаться особенным средневековым шагом. Актрисы сказали, что костюмы на втором этаже и костюмер уже спускается с коробками. И в самом деле, тут же прибежала девушка, протянула туфли, я их надела, и, слава богу, они оказались впору. Я выдохнула с облегчением и в ту же секунду забыла французский. Актрисы что-то лепетали, а я не понимала ни единого звука, мучительно припоминая, как же сказать «спасибо» в знак благодарности милой костюмерше. Слово «мерси» я так и не вспомнила, и что это был за феномен лингвистического озарения, для меня осталось загадкой по сей день.