От ее мужества и слов захватывает дух. Меня не было с ней, когда она умерла: я был в трехмесячном творческом отпуске на Гавайях и писал книгу. Мне кажется, я упустил исключительную возможность глубже проникнуть в мир женщины большой души. Теперь, будучи сам охвачен горем и скорбью, я чувствую себя ближе к собственной смерти и нахожу многие замечания Элли весьма актуальными. О, как бы я хотел оживить ее, восстановив в памяти ее лицо!

100 дней спустя

Друзья знают, что я нахожусь в постоянном поиске хороших романов. В последнее время мне поступило много интересных предложений, но, желая и дальше наслаждаться терапевтическим эффектом чтения собственных книг, я беру в руки «Мамочку и смысл жизни»[41] – книгу рассказов, которую написал двадцать лет назад и с тех пор не открывал. Перелистывая оглавление, я с изумлением читаю название четвертого рассказа: «Семь уроков повышенной сложности по терапии горя»! Вот что значит, когда тебе 88 лет! Как я мог забыть эту историю, столь уместную в моем теперешнем состоянии? Это, безусловно, самый длинный рассказ в книге. Я немедленно начинаю читать. Первые несколько строк пробуждают воспоминания, и вся история мгновенно проносится перед моим мысленным взором.

Рассказ начинается с описания телефонного разговора между мной и одним моим близким другом и коллегой. Он просит меня поработать с Айрин – хирургом из Стэнфорда. Недавно у ее мужа обнаружили рак мозга; к сожалению, опухоль оказалась неоперабельной. Я очень хочу быть полезным своему другу, но идея лечить его знакомую кажется мне не самой удачной: согласившись, я окажусь в щекотливой ситуации, которую стремится избежать всякий опытный терапевт. Я слышу сигнал тревоги, но убавляю громкость. Дело не только в дружбе. Я знаю, почему он попросил именно меня. В то время я активно занимался изучением влияния групповой терапии. В моем исследовании приняли участие восемьдесят супругов, переживших тяжелую утрату. Мы оба – мой друг, да и я тоже – не сомневались: мало кто разбирается в этом вопросе лучше меня. В довершение ко всему Айрин сказала, что я «единственный психиатр, достаточно разумный, чтобы с ней работать». Это становится вишенкой на торте моего тщеславия – я соглашаюсь[42].

На первом же сеансе Айрин берет быка за рога и рассказывает поразительный сон, приснившийся ей накануне нашей встречи:

– Я хирург, но одновременно с этим аспирантка факультета английского языка. Мне надо было прочитать два разных текста – древний и современный с одним и тем же названием. Я не прочитала ни одного, поэтому не готова к семинару. Особенно волнуюсь, что не прочитала старый, первый текст, который бы подготовил меня к чтению второго.

– Вы сказали, что тексты назывались одинаково. Вы помните, как именно? – спрашиваю я.

– Да, ясно помню, – тут же отвечает она. – Обе книги, и старая и новая, назывались «Смерть невинности».

Этот сон был амброзией для ума, даром богов – мечтой детектива-интеллектуала, ставшей реальностью.