Такое огромное, крепкое тело. И внутри — такой маленький, жалкий комиссар полиции.

— …ты не сделаешь этого, Марианна. Слышишь?

Гренс обнял ее, чего никогда не делал раньше. Все боялся, что его неправильно поймут. Теперь это не имело никакого значения.

— Ты ведь всегда была мне как… я не привык разбрасываться такими признаниями, но… я видел в тебе свою неродившуюся дочь… В том смысле, что она должна была бы стать такой же… что…

— Я знаю, Эверт. Тебе не нужно говорить мне все это. Но кто-то из нас должен уйти, или Эрик, или я. Дело даже не в том, что он шеф или я женщина… я выбрала себя, потому что он появился в участке первым. Эрик работал в полиции задолго до меня. Только поэтому… Ну, еще и потому, что я его люблю.

Она улыбнулась. Удачно, в отличие от Гренса.

— Марианна, не уходи, слышишь? Мне осталось каких-нибудь полгода, и я хотел бы провести их рядом с тобой.

Ее улыбка стала шире.

— Тебе осталось больше, Эверт.

— Именно сегодня мне исполняется шестьдесят четыре с половиной. Еще шесть месяцев, и потом…

— Я изучила этот важный для тебя вопрос, Эверт. Хотела позже поговорить с тобой на эту тему, но сейчас, похоже, самое время. Эверт, ты можешь работать до шестидесяти семи. Никто не может принудить тебя уйти раньше. Таков закон. Есть полицейские, которые работали до шестидесяти девяти и даже семидесяти лет. Верхняя граница не фиксирована. Твои знания, опыт… Это не имеет возраста, в отличие от тебя самого.

Гренс посмотрел на молодую коллегу. Нависла тишина, такая же глубокая, как в последнем разговоре с Хоффманом.

Никто в жизни не делал Гренсу лучшего подарка. Падение в черную дыру откладывалось на несколько лет. Но даже это было ничто в сравнении с тем фактом, что один из самых близких Гренсу людей только что сообщил, что хочет его покинуть.

— Я буду молчать, Марианна, слышишь? Я хорошо это умею. Никто не узнает о ваших с Вильсоном отношениях. Останься, прошу тебя.

Она положила ладонь на его щеку, и Гренс даже не вздрогнул от неожиданности.

— Будешь ты молчать или нет, не имеет никакого значения. Это наше с Эриком решение, мы не можем прятаться от коллег всю жизнь. Собственно, заявление я подала уже вчера. И теперь хочу привести свою угрозу в исполнение. Мы с тобой больше не увидимся, Эверт.

Они стояли на балконе, не обращая внимания на ветер.

Оба молчали, потому что все было сказано.

Когда Гезим Латифи вошел в здание полицейского участка в Шкодере, в коридоре, напротив кабинета, его ждал незнакомый мужчина. Возраст чуть за сорок, пронзительные голубые глаза, слегка угловатое лицо, натренированный торс, футболка и брюки с длинными карманами по бокам.

На одной руке у незнакомца недоставало двух пальцев. Этот дефект сразу бросился Латифи в глаза, когда мужчина при виде него поднялся и легко, по-спортивному зашагал навстречу.

— Латифи?

— Да, это я.

— Нам нужно поговорить.

Опять английский. Не многовато ли гостей из-за рубежа за последние несколько дней?

— О чем?

— О том, что произошло вчера.

Латифи растерянно посмотрел на посетителя.

— Вчера?

— После того как ты остановил машину на бензозаправке.