– Ты не неудачник, – возразил Джованни. – Ты идиот.

Единственным осмысленным времяпрепровождением для Винченцо стали занятия немецким языком с кузиной Мариэттой. Он проводил их, используя Танину «Оливетти». Пока Джованни с Розарией спорили, где дочке проходить вторую ступень, в Германии или Италии, Винченцо учил девочку немецкому произношению.

Но самой любимой темой у обоих были сложносоставные слова. Выражения «клавиатура печатной машинки», «средство для чистки клавиатуры печатной машинки» и «директор фабрики по производству средства для чистки клавиатуры печатной машинки» пишутся по-немецки в одно слово, разве не забавно?

Вечером, после того как Мариэтта ложилась спать, Винченцо до глубокой ночи пил в баре с безработными, а до обеда, пока девочка была в школе, спал.

Розария позвонила в Палермо дону Калоджеро. На ее взгляд, только Кармеле было под силу вернуть Винченцо к жизни. Калоджеро обрадовался звонку с Салины, потому что они с женой не знали, что делать с дочерью.

Внезапный разрыв с Винченцо Кармела переживала вовсе не так легко, как уверял Калоджеро. Она винила отца в том, что он вмешался в ее отношения с любимым и отпугнул Винченцо. Кармела ушла из родительского дома и жила теперь с каким-то индийским гуру по имени Сатьян. Вообще-то этого толстого сицилийца звали Сальво, но он взял себе индийское имя, как это полагается у оранжевой братии.

– Это ли не скандал! – возмущался Калоджеро в трубку. – Потеряли всякое уважение к родителям. И каждый спит с кем хочет.

– И как теперь зовут Кармелу? – спросила Розария.

– Откуда я знаю, мне это неинтересно, – отрезал Калоджеро.

– Послушай, я знаю, что надо сделать.

Спустя неделю Розария отправилась в Палермо. Отыскала Кармелу, которую теперь звали Шакти, и побеседовала с девушкой. С первого взгляда ей стало ясно, что Кармела несчастна. Женщины сначала ругались, потом проклинали мужчин и наконец бросились друг другу в объятия.

На Салину Розария вернулась с письмом, которое положила в комнате Винченцо.

Несколько дней оно лежало нераспечатанное. Но однажды вечером Винченцо выпил достаточно, чтобы забыть о страхе, вскрыл конверт и не поверил глазам.

Она по-прежнему любила его.

Винченцо позвонил Кармеле, и через два дня она стояла под дверью их дома на Салине с рюкзаком за плечами и маленьким котенком, прижатым к груди.

Ее разноцветное платье в пол пропахло индийскими благовониями. Розария немедленно велела снять его и отправила платье в стиральную машину. Котенку налили молока. Молодые люди хоть и держались скованно, но были благодарны Розарии за то, что не надо никому ничего объяснять и не надо просить прощения.

Их любовь была подобна забытому на платформе чемодану, который по возвращении из путешествия нашли там же, где оставили.

Дон Калоджеро с супругой прибыли на следующее утро первым паромом, и мать, обливаясь слезами, прижала к себе блудную дочь. С отцом Кармела обниматься отказалась. Дон Калоджеро воспринял это спокойно. Он приобнял Винченцо:

– Пойдем покажу тебе свою новую машину. «Ситроен-СХ» – с’est merveilleux!