Дрожь напряжения пробежала по руке девушки от самых пальцев к плечу. Мышцы сжал болезненный спазм.
Всего лишь одно движение, один взмах — и эльфийская сталь войдет в эту шею. Разве это не то, чего она хочет? Причинить ему боль, отомстить, сделать так, чтобы он мучился. Заставить его прочувствовать все, что пришлось почувствовать ей…
Но разве месть принесет ей покой?
— Ну же! — Это была не просьба. В голосе Йеванна вдруг зазвучала сталь. — Сделай это!
— Не могу, — выдохнула она одними губами. — Не хочу…
— Ты должна, Дея! — он схватил ее руки. Они показались ему ледяными. — Должна! Дай волю гневу, накажи меня, ведь ты этого хочешь!
— Ты… не знаешь, чего я хочу…
Каждое слово давалось с трудом. Дея поняла, что задыхается, но не от гнева и жажды мести, как думал Йеванн. О нет, она задыхалась от горечи, от боли и бессилия. От понимания, что прошлое нельзя изменить. И от того, что теперь ей придется до конца своих дней жить с этим знанием.
Но что она?
Взгляд уперся в затылок супруга.
Он живет с этим уже столько лет…
Вот почему при первой их встрече в Рузанне он сказал, что лучше бы она дала ему умереть.
Ведь лучше смерть и покой, чем жизнь с осознанием того, что ты виновен в смерти родных своей суженой.
Да, не он их убил. Но он привел их к гибели. Он стал тем, кто разрушил ее семью. Слепым и бездушным исполнителем чужой воли. Карающей дланью.
Не выдержав, она закрыла глаза.
Под сердцем болело. Узор на шее пульсировал, напоминая, что они с Йеванном связаны, и эту связь невозможно разорвать.
Под плотно сжатыми веками запекло от непролитых слез. Бессмысленный шум в голове вдруг сменил перезвон колокольчиков. И тихий знакомый голос прошелестел:
«Ты исцеляешь тела, а я дарую тебе силу исцелять души. Это мой свадебный подарок тебе, маленькая ворожея. Воспользуйся им с умом!»
Дея вздрогнула, будто выдернутая из сна. Ее пальцы разжались. В мертвенной тишине оглушительно звякнул кинжал.
— Дея?
Йеванн вскинул голову. Его глаза лихорадочно блестели, взгляд блуждал.
— Я не стану этого делать, — прошептала она. — Я не могу причинить тебе боль, но могу облегчить ту, что есть.
Он качнул головой:
— Мою боль невозможно заглушить. Лучше бы я тогда умер. Так было бы проще для всех.
— Может быть…
Пульсация лаира усилилась. Дея моргнула, смахивая слезы с ресниц. Медленно, будто сквозь толщу воды, протянула руки и положила на плечи мужу.
— Хватит себя жалеть. Мы связаны душами, помнишь? — произнесла, ловя его взгляд. — Я бы убила тебя, если б могла. Я бы ушла от тебя, если бы ты отпустил. Но не могу ни того, ни другого. Даже умереть. Ведь у меня есть то, ради чего я живу и буду жить несмотря ни на что. У меня есть сын, Йеванн. Ребенок. Может, тебе не понять, но ради него я спасу тебя тысячу раз и даже тысячу первый, если придется.
Их взгляды столкнулись. Дея почувствовала, как в груди зарождается странное ощущение. Непривычное колющее тепло. Оно медленно растекалось по телу, словно густой мед по тарелке, пока не достигло рук.
Ладони девушки засветились. Сначала едва заметно, но постепенно свет становился все ярче, тепло все сильнее. Только ни Йеванн, ни Дея этого не увидели. Они неотрывно смотрели друг другу в глаза, пытаясь прочесть в них то, о чем не могли сказать вслух.