— Конечно, я приеду, — заторопилась Аврора, — я бы сразу приехала, как ты мне только про этот вариант сказала, если бы Кирка не заболел.

— Отлично, я Сичкину сейчас перезвоню, он тебя ждет. Он по-прежнему на даче в Малаховке — от жары там спасается, от смога. У него же сердце, у бедняги, весной инфаркт был… — Потехина вздохнула. — Я тоже туда к нему на дачу приеду. Дел, правда, много, я еще к сыну хотела на матч поспеть…

— Глеб играет сегодня? — спросила Аврора. — Я за него болеть буду.

— У них товарищеский матч в Раменском, я думала — не успею туда, Полякова послала Ванечку, он безотказный… Но к вам в Малаховку я все же приеду. Сичкин, он, конечно, честнейшая душа, но глаз со стороны тоже не помешает. — Голос Потехиной звучал бодро, деловито. — Дачу его очень просто найти. Записывай. Поворот с Рязанки на Малаховку, там первый поворот направо, и от перекрестка начинается улица Дубовой Рощи — там самая последняя дача у леса. Сразу увидишь в конце улицы зеленый забор, сплошные елки-сосны и дача со шпилем-башенкой. Старый дом — я еще помню, как Сичкин его в восемьдесят втором у директора гастронома перекупил. Посидим, послушаем, что Сичкин скажет. Обмозгуем. И если решишься, можно будет уже завтра ехать смотреть квартиру и вносить задаток. Возьми деньги из банка.

— Марьяша, спасибо, что бы я без тебя делала? — произнесла с чувством Аврора. — Как мне тебя благодарить?

И вот она была на пути в Малаховку. Ее обгоняли, ей сигналили, ее подрезали. Аврора уступала — она вела бы свою машину гораздо лучше, если бы целиком сосредоточилась на дороге. Но как раз этого у нее и не получалось. В зеркальце Аврора видела свое лицо — оно отчего-то казалось чужим и незнакомым. Этот майор из розыска, он снова приходил… Они допрашивали Гусарова… Что он им сказал? Отчего они так беспомощны с ним? Вместо того чтобы взяться за него как следует, занимаются выяснением каких-то непонятных пустяков… Кто ей звонил утром после того ужина, того проклятого ужина, перевернувшего всю ее жизнь… Зачем им это? Для чего?

Аврора внезапно вспомнила, с каким ужасом все последние дни она ждала нового звонка Гусарова. Все существо ее было парализовано безотчетным страхом, а ведь она ни в чем точно не была уверена до сегодняшнего дня…

А Гусаров так больше и не позвонил. Звонили многие — кто, она даже и не в силах вспомнить сейчас от волнения, от переживаний… Но лишь один голос она так боялась услышать — его.

Аврора резко нажала педаль тормоза. Машины впереди остановились. А она, задумавшись, едва не зевнула… Весь оставшийся путь она старалась быть предельно собранной и внимательной и не думать ни о чем, кроме красных габаритных огней обгоняющих ее машин. Поворот на Малаховку уводил ее в хвойный лес. По обе стороны дороги замелькали дачи — старые, новые, заросли бузины, заборы. Указатель на перекрестке подсказал, улица Дубовой Рощи направо. Аврора осторожно въеха на узкую сонную дачную улицу. Тишина, солнцепек… Глухой зеленый забор последней дачи. Калитка, росшая шиповником и давно отцветшим жасмином, Аврора остановилась. Вышла из машины и направилась к калитке. Та была не заперта. Участок был грандиозный добрый гектар леса — запущенный, заросший. Земле тут, видно, никто никогда не занимался — клумбы заглушил чертополох, кустарник, росший вдоль забора, походил на настоящие джунгли. По едва видной в высоко сухой траве дорожке Аврора медленно пошла к дому. Дача была действительно старой — двухэтажная, просторная, с башенкой-мезонином. Весь фасад занимала застекленная терраса — шторы на окнах были раздвинуты. Входная дверь открыта настежь. Аврора поднялась по скрипучим ступенькам крыльца.