- Да, однако он наипаче занят.

- Очень?

Он посмотрел на меня с неудовольствием:

- Он всегда занят очень.

- Хорошо, - сказал я уступчиво, - не буду отвлекать всякой ерундой от высоких мыслей. Ибо что отличает человека от зверя? Верно, высокие мысли и помыслы…

Он поклонился, вид недоумевающий, и тихо пошел дальше. Я двинулся к далекому выходу, встретил только пару священников, что поклонились издали и прошли под стенами, держа руки в широких рукавах на груди, словно бездельники, да еще служка поспешил распахнуть передо мной ворота собора, словно я не человек, а толстый слон.

Приятный полумрак остался позади, в лицо ударил сияющий свет солнечного дня. Я щурился скорее по привычке, меня ничто не слепит, услышал грохот тяжелых копыт.

Из сияющего дня выметнулись два черных коня, на одном красиво восседает Азазель, держа в руке повод моего арбогастра. Зайчик несется подчеркнуто красиво, выказывая всем видом, что он совсем не то, что под Азазелем, которое и конем назвать ну совсем нельзя, хотя кто-то по дурости и не отличит от настоящего.

Бобик обогнал, ринулся мне на шею, прижав к воротам и пытаясь облизать лицо, заверил, что дико скучал без меня, тосковал и весь измучился, а потолстел, так это только от безутешного горя.

- Свинья, - упрекнул я, - хозяин отлучился на пару часов, а ты уже брюхо наел?.. Азазель, балуешь ты эту наглую морду.

Азазель с насмешливой улыбкой наблюдал, как я отпихиваюсь от признаний в любви, передал мне повод, а я поднялся в седло и пустил арбогастра прочь от собора.

- Ты в самом деле, - спросил я, - так уж легко вхож в церкви? И даже никаких мук? Кожа не горит?

- И даже не чешется, - заверил он.

- Странно, - сказал я. - А чего сейчас не въехал вовнутрь прямо на коне?

Он посмотрел на меня в изумлении:

- Я же не ты. Зачем на коне в такие места, которые люди чтят? Хотя сам вообще-то не очень их люблю. Вернее, не люблю. Эти места. Много ханжества. Хотя и признаю необходимость как церкви, так и этого лицемерия. Без этого тошнотворного притворства друг перед другом и перед всеми вам не удалось бы создать общество. Признаю, это было великое достижение! Даже величайшее, хотя вы этого даже не поняли. Что-то узнал?

- Не только, - сказал я. - Теперь я вооружен и опасен. Настолько, что сам себя боюсь. А что узнал ты?

- За эти два часа?

- Я что, - пробормотал я, - отсутствовал так недолго?.. Какой же я молодец, везде успеваю, просто золотце.

Бобик услышал, попытался напрыгнуть прямо на седло, едва не столкнув меня на землю, дескать, он тоже золотце, а раз нас двое таких, я должен слезть и бросать ему бревнышко.

- Сейчас мои люди, - ответил Азазель, - ищут безопасные дороги в ту область. Нет, а что узнал ты?

Я развел руками, не выпуская повода:

- Да ты знаешь, я весьма даже, сам не знаю. Ожидал нечто большее. Как же - Рим! Ватикан!.. Хотя, может быть, если бы подольше да еще бы вникся, проникся и прочувствовал, то да, а пока нет, хотя и немножко да, хоть и не слишком.

Он прервал в нетерпении:

- Что дали?

- Обещали помощь, - сообщил я, не моргнув глазом. - Но не сейчас, а если прорвемся прямо к их цитадели. Или даже в цитадель. Главную! Что, как догадываюсь, не совсем как бы хи-хи. Но у меня другая проблема. Азазель, из-за мягкого характера Адама, что, на мой взгляд, ни рыба ни мясо, постепенно забылась сама суть важнейшего события того далекого времени!