Все эти события острой болью отдавались в душе Арслана-батыра. Худо приходится простому люду, нет слов. Но что плохого в том, если построят город и возведут крепостные стены? И заводы, если подумать, тоже нужны. Только бы надо все делать с умом, никого не притесняя, не нанося кровных обид.

Арслан в своих взглядах не был одинок. Не раз он беседовал с людьми, имеющими в народе авторитет, во многом соглашался с ним и бурзянский волостной старшина Алдар. По душам они поговорили, свои планы скрепили словом. Оба сочли вооруженное выступление нецелесообразным, но решили сделать все для того, чтобы не допустить карателей в свои вотчины, защищать народ, а побежденных в бою взять под покровительство. И у Алдара, и у Арслана имелось достаточно заслуг перед Российским государством, чтобы с ними посчитались. В крайнем случае, если возникнет необходимость, можно самим включиться в борьбу: и храбрости, и сил обоим не занимать.

Арслан-батыр, прознав об экспедиции Кирилова и ее выходе из Уфы, принял некоторые меры предосторожности. По всем правилам воинского искусства укрепил собственные владения. Еще древние башкиры для защиты своих жилищ копали круговые рвы — уры, сооружая за ними укрепленные пункты — сайбаны, ставили в горах тамы — башни на четырех столбах, на которых наблюдатели зажигали огонь в случае приближения неприятеля, извещая об опасности окрестные аулы. Арслан, конечно, рвы не копал, но тамы поставил. Часть людей выделил для охраны скота. Жена держала наготове походные юрты, собрала в узлы самые ценные вещи. В ту сторону, где двигался со своим отрядом Кирилов, Арслан послал дозорных. Какие вести они принесут?

Асылбика подоила кобылиц, отправила их вместе с жеребятами на выпас, а сама принялась за другие дела. Повязала на голову белый ситцевый тастар[10], закрывший всю спину, надела фартук, взобралась на помост возле летней лачуги и начала раскладывать скатанный в круглые комочки курут[11], чтобы посушить его над дымом. Внезапно увидев сына, она от радости едва не свалилась с помоста.

— Эсей! — Подбежавший Кинзя едва успел подхватить ее.

Сын вернулся в аул с Алибаем.

На их голоса вышел из дома отец. Остановившись на крыльце, торопливо завязал тесемки надетой нараспашку длинной белой рубахи, разгладил на ней складки, поправил ворот и полы карамзинового еляна. Перед людьми он смолоду привык выглядеть аккуратным. Высокая, не без природного изящества фигура, пронзительные черные глаза под припухшими веками, густая круглая борода в сочетании с опрятной одеждой делали его привлекательным. Лишь приведя себя в порядок, он спустился с крыльца, поздоровался с сыном и его другом, бросил мимолетный взгляд на одежду жены и кивком показал ей на дом. Гость есть гость, кто бы он ни был, пусть даже подросток, и выглядеть перед ним следует подобающе.

Привыкшая подчиняться мужу с полуслова, Асылбика убежала в дом и быстро сменила одежду. На ней были теперь малинового цвета новое платье, сшитый из бухарской узорчатой материи камзол, на голове выдровая шапка, на груди — звенящий серебряными монетами хакал