Как бы тяжело не приходилось, пока еще можно было приноравливаться и терпеть. В глубине России и ближе, на Волге, где свирепствовало крепостное право, людям жилось и того хуже. Иные из них, а таковых из года в год становилось все больше, спасаясь от господской лютости и расправы, переселялись семьями или бежали в одиночку, находя приют у башкир; те, слушая печальные рассказы беглых и видя их слезы, чувствовали, что и сюда, на них, надвигается неумолимая волна новых испытаний, грозя задавить помещичьим гнетом. Так что не оставалось иного выхода, как усилить бдительность и постараться быть осведомленными во всем, что творится вокруг. Во многих местах у башкир имелись теперь глаза и уши.
В Санкт-Петербурге находился суун-кипчакский мулла Туксура Альмеков. Недавно он в составе посольства Тевкелева побывал у киргиз-кайсаков. Имея дело с чиновниками, вращающимися при царском дворе, он прослышал о том, что в башкирский край направляется большая экспедиция под замаскированным названием «Известная». Имелось в виду, что цели экспедиции известны только узкому кругу людей. С надежным человеком, соблюдая массу предосторожностей, Туксура послал письмо на родину. «По всему Башкортостану очищайте пшеницу от плевел, храните зерно, солому сжигайте. Готовьте к весеннему севу четверку лошадей», — писал он на тайном, непонятном чужому глазу языке. А кому надо было, тот понял. Пшеница — это верные джигиты, плевела — ненадежные люди, которым нельзя доверять тайну. Четверка лошадей — четыре башкирские дороги, коим следовало вести подготовку к боевым действиям. И началось — тайные сборища, горячий обмен мнениями, секретные письма, гонцы, мчавшиеся с одного джайляу на другое.
И вот прибыл Кирилов.
Мнилось людям, что эта загадочная «Известная экспедиция» принесет лишь новые притеснения и грабежи. Неспроста он ведет с собой такое большое войско. Ни для кого не было секретом, что в устье Ори собираются заложить город, но башкиры не понимали: кому он нужен? Для укрепления российских границ или чтоб еще больше закабалить народ, лишить его остатков свободы?
Было о чем поразмыслить. Наиболее уважаемые аксакалы, дабы разрешить все сомнения, собравшись вместе, написали письмо Кирилову. Ответа не последовало. В Уфу для переговоров были посланы ходоки из числа старшин. Но Иван Кирилов, наделенный царицей и сенатом большими полномочиями, держал себя надменно, всем своим видом давая понять, что меньше всего намерен считаться с мнением местного населения. Вместо того, чтобы разъяснить цели экспедиции, ее важное значение для России, он сыпал угрозами и оскорблениями. И теперь со всей беспощадной очевидностью встал вопрос: или гнет, или сражение.