Она была вдовой летчика, вначале она скрыла место, где погиб ее муж. Дочь довольно богатых родителей, не получившая их согласия на брак с курсантом военной авиационной школы. По ее словам, они хотели поставить ее родителей перед фактом, но так и не успели этого сделать. Позже выяснилось, что в мясорубке Первой мировой ее Жак сумел выжить и стать асом, но уходить в запас после войны из армии не захотел, продолжил службу, уехав в Россию, где продолжал активно пополнять счет, пока не сошелся в воздухе с каким-то русским, из этого боя ас-француз живым не вышел. Получив известие о том, что «большевики» разрушили ее несостоявшееся счастье, она возненавидела их всем сердцем, пошла учиться на летчика, планируя стать летчиком-истребителем, чтобы когда-нибудь посчитаться за смерть героя. Узнав, что Бэсс выбрала русскую машину, которую сделали большевики, решила краем глаза посмотреть на неизвестных врагов, и, если бы Лорейн, так звали ту самую соседку справа, не проявила чисто женского интереса к Илье, то ничего бы не было! Немцев Габи считала источником всех бед! И хотя они стали вновь гражданами одной страны, дух соперничества галлов и германцев витал в Третьей республике. К тому же среди девушек школы Лорейн прославилась именно тем, что, пользуясь незаурядной внешностью, она легко отыскивала «спонсоров», чтобы продолжать обучение в школе. Мужчины возле нее так и вились, а их после войны на всех не хватало. Тем не менее девять дней, которые они провели вместе, надолго остались в памяти Ильи.

Москва прореагировала на его «самовольную отлучку» резкой интенсификацией учебного процесса, посчитала, что он практически готов к переходу на нелегальное положение. С точки зрения лингвистической подготовки дело обстояло именно так, все остальное они попытались засунуть в его голову в течение трех месяцев, которые он провел в Семеновке, попутно налаживая выпуск машин в новых цехах. Девятицилиндровая «звезда» к этому времени удачно встала на место форсированных «Либерти». Она обогнала «старичка» по всем показателям, и Кербер улетел с первыми экземплярами в Москву, чтобы выбить с линии Москва – Петроград «голландца» Фоккера, с его довольно удачными монопланами-верхнепланами F. III и F. IV. КБ-6 превосходил их по надежности и грузоподъемности, мог лететь с одним мотором, храниться на улице. На двигателе ликвидировали «ахиллесову пяту» с самопроизвольным появлением масла в камере сгорания нижних цилиндров на стоянке, с последующим гидравлическим ударом при запуске. Теперь «юбка» цилиндра выступала в картере, предотвращая перетекание масла, характерное для моторов «Сальмсон», а после остановки двигателя «излишки» масла сливались в нижний расходный бак за ним. В общем, налет первых шести машин составил более 500 безаварийных часов, и двигателям пока не требовалась переборка. Перед отправкой в Москву им, правда, сменили двигатели на новые, так как москвичи могли потребовать новых государственных испытаний, хотя Владивостокский опытный аэродром «Первая Речка» имел право испытывать и выдавать сертификаты летной годности. Но в случае передачи документации и серийного производства на другие заводы такое могли потребовать. Тем более что фюзеляжей с несущей обшивкой еще никто никогда не делал. Кербер применил это новшество впервые в мире. Из-за этого салон самолета подвергался критике. Многим казалось неудобным и непривычным круглое сечение фюзеляжа. Слишком многим казался «идеальным» фюзеляж «вагонного» типа, с многочисленными продольными силовыми элементами-трубами. Ну, а заставить фанеру работать в качестве несущего элемента было очень сложно. Так что только дюраль давала возможность построить подобный самолет. Одна беда: закупать ее приходилось в Японии и в США. На территории Дальнего Востока не было ни одного завода по производству алюминия. Поэтому, отвечая на присланную из Москвы «анкету», Илья написал о необходимости строительства алюминиевого завода в Иркутске, где есть все условия для увеличения мощности ГЭС. Глинозем брать в Китае, с Шаньдуньских месторождений, загрузив этим КВЖД. И сослался при этом на целый ряд статей Ленина, в которых тот упоминал ускоренное развитие Дальнего Востока, в связи с японской экспансией. Еще одно предложение Ильича: строительство автомобильного завода в Хабаровске. То есть все «предписания» Феликса Эдмундовича он отразил в «анкете». Ее утвердили, и в конце октября Илью отпустили из Семеновки во Владивосток, готовиться к переброске.