Арсений теперь обращался исключительно к ляху, как к благодарному слушателю, которым тот в сущности сейчас и являлся — так и вперился взглядом в ратника.
— Боярич-то наш умница, головушка светлая, ну чисто ангел… — самозабвенно продолжал токовать Арсений, напомнив Мишке покойного Спиридона, охмуряющего ратнинских молодух. — Как в поход двинулись, так и мается, бедный… Он-то умственный больно — с детства учителями приучен к обхождению. А тут ни слова с кем молвить, ни беседой пристойной развлечься, ни книжку почитать ученую. Эти-то только ругань понимают, — ратник в очередной раз горестно вздохнул.
— Благородный господин боярич ваш, да пошлёт Господь ему здоровья, рода, полагаю, древнего? — лях, пытаясь унять дрожь в голосе, решился наконец осторожно вставить свое слово.
— О! — Арсений вроде даже обрадовался начавшейся беседе. — Благородная речь? Какая удача… Ты, что ли, тоже из бояр? Учен? Эх, нашему Михайле-то и не известно про это, поди… Княжьих он кровей. Умён необычайно! Книг тьму прочитал — иной столько и не увидит за всю жизнь… А поговорить-то и не с кем. Ему б советчика толкового — учитель-то его помер недавно, Царствие ему Небесное… Да где ж другого в нашей-то глухомани взять?
Лях замер в напряженной позе, словно охотничья собака, сделавшая стойку. Как ни фальшивил Арсений, изображая интеллектуала, страдающего в окружении быдла, спектаклю это повредить не могло. ТАМ было полно людей воображающих (или искренне считающих) себя умнее других, а на деле являющихся копией чеховского автора «Письма ученому соседу». ЗДЕСЬ подобные «умники» попадаются реже, но сам по себе типаж неистребим. Принял лях трепотню Арсения за чистую монету или посчитал его дураком с претензиями, не имело значения — задачу свою, как ее понял Мишка, ратник выполнил. Пленник увидел для себя шанс на спасение — заинтересовать боярича, который среди этих дикарей царь и бог, улучшить свое нынешнее положение, занять возле него место интересного собеседника, скрашивающего скуку, а там, глядишь, и советника…
Тем временем Молчун, прикончив мясо, пристроил свою кость на пеньке и вытянул из-за спины топор…
— Ха-а!!
Кость разошлась вдоль, и брызнувший во все стороны мозг попал ляху на лицо…
— Скотина! Не мог поосторожней? Рубаху же заляпаешь! — немедленно заверещал Арсений и снова со вздохом оборотился к ляху. — Во… Видал? А завтра таких еще полсотни привалит! Да воевода… Рудным его кличут. Вот уж зверь, куда там этому. Сколько кровушки пролил! И своих-то, кто не угодит, запросто живьем спалит, али в муравейник зароет. За то и прозванье свое получил! Я, уж как он появляется, стараюсь от боярича нашего без особой нужды далече не отходить. Боярич-то, хоть и молод, а все равно его слово здесь главное. И он ученого человека в обиду не даст…
А Савелий смачно, с присвистом, высосав из кости мозг и зашвырнув ее в кусты, почесал живот и принялся оглядываться явно в поисках еще какого-нибудь развлечения. И в этот момент столь удачно разыгрываемый сценарий, чуть было не поломался — из дома, с озабоченно-решительным выражением лица, выскочила «Дунька-отличница» и грозно, как, видимо, ей самой представлялось, вопросила: