Мама с папой проявляли невероятную заботливость. Они ни разу не обвинили меня в том, что я пренебрегал женой, ни разу не спросили, как я мог допустить подобное. Оставили это моей собственной совести – и родителям Шарлотты, Барбаре и Патрику. Тесть и теща рано ушли на пенсию и переехали в большую белоснежную виллу на горном склоне в Аликанте[9]. Они как раз совершали круиз по Средиземному морю, когда с ними связалась полиция, и прилетели ближайшим рейсом с Тенерифе.

Когда мы встретились в гостиной моих родителей, Патрику и Барбаре сразу же потребовалось на кого-то излить свою горечь от случившегося – полагаю, это можно понять. И их мишенью, конечно же, стал я.

– Ты говорил, что ей лучше! – кричала Барбара, даже не пытаясь скрыть, как она зла на меня. – Ты жил с ней; разве не видел, что ей становится хуже?

– Она утверждала, что ей уже лучше.

– Почему не поговорил с врачом и не объяснил, что нужна более сильная доза антидепрессантов?

– Она была ограничена в приеме лекарств из-за беременности.

Барбара замотала головой, отказываясь принять мои ответы. Белки Патрика были испещрены красными прожилками, под глазами темнели круги.

– Я ничего в этом не понимаю, – пробормотал он. – Только знаю, что ты обещал позаботиться о моей девочке – и подвел.

– Знаю. Мне очень жаль… – Голос мой прервался.

Я вспомнил, как несколько месяцев назад, когда мы с Шарлоттой должны были достигнуть вершины счастья, вокруг нас начал сгущаться мрак – спустя всего пару недель после того как она забеременела. Сначала я приписывал это утренней тошноте. Но ей становилось плохо не только во время завтрака, но зачастую и после обеда, и после ужина. Иногда она не могла удержать в желудке даже ломтик сухого тоста. Но когда этот период все же миновал, я решил, что ситуация начнет улучшаться, и Шарлотта проникнется моим энтузиазмом будущего родителя. Однако она оставалась подавленной и мрачной.

Медицинские сайты поясняли, что предродовая депрессия – довольно частое явление. Перечисленные симптомы совпадали с теми, что были у Шарлотты: она почти все время испытывала подавленность, общую апатию, склонность к слезам, бессонницу и постоянное беспокойство.

Я предложил во время следующего планового визита рассказать об этом гинекологу, но Шарлотта настаивала, что сама справится со скачками настроения, и отказывалась принимать лекарства. Я пытался подбодрить ее, изменив диету, исключив все промышленно обработанные продукты и заменив их едой, полезной для беременных и богатой антиоксидантами. Это не сработало; по сути, стало только хуже.

Шарлотту расстраивала любая мелочь, даже просмотр новостей. Каждый теракт, война или природная катастрофа заставляли ее приникнуть к экрану, как будто не хватало бегущей строки, как будто она мало тревожилась о том, как это может повлиять на нашего ребенка.

– В какой мир я собираюсь привести моего малыша? – спросила она однажды. – В мир, где людей заживо сжигают в клетках или сбрасывают с небоскребов из-за их религии или ориентации?

– Для начала, это наш