– Иви?

Я смотрю на себя со стороны. Лицо осунулось, под закрытыми глазами чёрные полукружие. Дыхания словно нет. Лайс касается моей шеи и успокоенно кивает. Пульс, пусть слабый, но прощупывается. Тело ещё живо.

– Иви, быстрее. Чего ты ждёшь?

В ответ я улыбаюсь:

– Люблю тебя, Лайс, – пусть это будут последние слова, которые я произнесу.

Мы в камере, но я не знаю, успели ли мы.

Ментальная оболочка моей души больше не может существовать. Я истекаю магией, теряю силы.

– Иветт!

Если я выживу, буду слаба, как новорожденный котёнок. Последние силы я трачу на то, чтобы создать вокруг Лайса хоть какую-то защиту. Получается плохо, но я стараюсь.

Оболочка исчезает, её остатки смывает уходящая магия. Моя душа на миг остаётся полностью обнажённой. Лайс больше не может меня видеть, я застываю на границе между жизнью и посмертием. И мир медленно выцветает, меня поглощает тьма.

Прохладный мрак безвременья дарит спокойствие и уют, а резкий свет несёт боль и ломоту во всём теле. Кто-то настойчиво требует ответа, зовёт, теребит за плечо, а я изо всех сил сопротивляюсь пробуждению. Жаль, но очередная встряска окончательно разгоняет остатки сна, как ни цепляюсь за них, удержать не получается, и вместо с осознанием действительности приходят слабость, тошнота и сухость во рту. Язык словно слипся, голова кружится, ноет и похожа на раздувшуюся подушку.

– Иветт.

М-м-м…

Дайте мне забиться в щель и забыться. А ещё воды, пожалуйста.

– Жива…, – выдыхает настырный изверг.

Влагу я замечаю не сразу, спёкшиеся губы не хотят открываться и вода проливается мимо.

Тот, кто меня держит, догадывается приложить к губам влажный платок.

– Ну же, Иветт.

Первый глоток я почти не ощущаю, второй делаю почти бессознательно. И тянусь вперёд, жадно присасываюсь. Не кружка. Скорее бутылка или фляжка. И внутри не вода, а что-то иное, с травянистым привкусом. Отвар?

– Иви, прости, но больше нет. Потерпи, сейчас подействует и станет легче.

Зелье?

Мне и вправду становится лучше. Боль не уходит полностью, но притупляется. Я вспоминаю, что пошла искать помощи у жрецов второго эльвийского храма. Только то, что я там нашла… Светы и тени! Я распахиваю глаза, натыкаюсь взглядом на серый камень стен и металлическую решётку.

Я хорошо помню, что жрецы оказались не жрецами, а самозванцами, убийцами. Помню погоню. А потом… Потом тьма. Должно быть, меня схватили. Камера и знакомый искалеченный ментальный фон подтверждают догадку.

– Иветт?

Голос знакомый. Я медленно оборачиваюсь и не могу скрыть удивления:

– Лорд Верандо?

– Иветт, как ты себя чувствуешь?

На «ты»? Я невольно хмурюсь, но делать замечание спасителю не решаюсь. Это… неблагодарно. Да и хоть как пусть зовёт, лишь бы выбраться помог.

– Уже лучше. Лорд Верандо, откуда вы здесь? Вы же не могли знать, что я пойду в храм.

Почему-то очевидный вопрос ставит лорда в тупик, молчание длится не меньше минуты, и наконец лорд переспрашивает:

– Ты не помнишь?

– Что я должна помнить?

Я коротко пересказываю всё, что было после того, как мы расстались и пристально наблюдаю за лордом Верандо. Он явно рад, что я цела и относительно здорова, зелье, явно из очень дорогих, подействовало, и слабость отступила вместе с жаждой и голодом. Но при этом лорд чем-то озабочен. Хмурится, смотрит на меня с сомнением. Даже чуть отстранился.