– Давай сразу к делу, глей.

Гош громко хлопнул в ладоши и дал пару отрывистых указаний. Немедленно принесли скамейки и стол. Расставили снаружи крепости. Глей пояснил: внутри еще пахнет паленым, здесь сподручнее.

На лугу против ворот больше чувствовался сивушный дух. Он перебивал запахи навоза, кожи, свежесрубленного дерева. Очевидно, владелец поместья первым делом восстановил аппарат по перегонке нира и только потом взялся за другой ущерб.

Привели тринадцать изгоев. Одиннадцать из них были только в ножных кандалах с длинной цепью, позволяющей ходить, но не бежать. Двое – скованные полностью, один весь в язвах, другой – одноглазый заморыш.

Мюррей, соблюдая формальности лишь минимально, чтоб не дать Ниодиму поводу придраться, заслушал свидетелей, дал слово подсудимым. Потом поинтересовался: отчего только у двоих руки скованы.

– Так те одиннадцать работают. Эти двое одно лишь знают – ныть. С ними, достопочтенный, на твое усмотрение. За остальных ходатайствую: пусть пять лет свою вину отрабатывают. Потом пусть валят. Едой и крышей над головой обеспечу.

– Не сбегут? – встрял столичный.

– Они с Бобиком знакомы. Бобик, иди сюда, хороший пес!

Из-за угла кузни выметнулся громадный пес – черный, кудлатый. Густые брови, нависшие над глазами, придавали особо суровое выражение его морде. Ниодим, собак не любивший, сжался.

– Бобик! Плохо работают. Объясни им. Голос!

Волкодав проскочил мимо судьи. Лишенный шерсти хвост стеганул Ниодима по бедру как плеть – очень больно. Впрочем, на столичного пес не обратил внимания. Он подскочил к скованным и принялся гавкать. Потом опустил башку и принюхался к промежности одного из двух пленников в ручных кандалах. Тот взвыл дурным голосом.

– Я им внушил, что малыш натаскан откусывать мужские причиндалы. На самом деле – нет. Пока молодой, он добрый.

Между тем, на портках кричавшего расплылось мокрое темное пятно. Мюррей брезгливо скривился.

– Суд постановил: повесить обоих. Остальные одиннадцать отрабатывают пять лет у глея и находятся в полной его власти. Правами хрымов не пользуются. Спустя пять лет пусть глей решит – отпустить вас или продлить наказание.

Пока дворня ладила виселицу, Ниодим спросил Гоша:

– Тебе нужно столько рабочих рук?

– И еще сотни две.

– Зачем?!

– Чтобы жить мирно и счастливо. Знаешь же, в степи у колдунов междоусобные свары, мир с ними кончился. Самые дурные сколачивают шайки, чтоб на нас напасть. Пару месяцев назад уже нашелся один.

– И что?

– Земля ему пухом. Его отца и брата удалось припугнуть. Надолго ли? Пока откочевали.

– Сам убил? – удивился Ниодим.

– Сам я не знаю, за какой конец меч держать. Я в душе купец и самогонщик, а не воин. Даром что сын сотника и глей. Но, коль сам не можешь, правильней – заработать серебра и нанять умелых. Как Нираг.

– Положим. Но что ты будешь делать, когда степняки вернутся?

– Я готовлюсь. Гоню нир, коплю деньги. Планов у меня… Чтобы граница была закрыта, нужно строить цепочку маленьких крепостиц – фортов. В каждой постоянный гарнизон. Чтоб сообщили, что враг близко, куда подмогу отправлять. Чтоб сами могли продержаться день. Колдуны не слишком умелые в штурме. Это не каросские наемники. Так что мне надо не менее сотни постоянной дружины на кхарах. Эти люди набраны, Нираг их тренирует. И двести пятьдесят пехоты – копейщиков. Это хрымы. Им больших умений не обязательно иметь, строй соблюсти, выставить копья в сторону колдунов-всадников, держать удар. А заработать на содержание войска могу только одним – продавая нир. Беспошлинно.